Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

— Ничего. Что-нибудь расстараемся. Не может быть. Уж у дядьки Романа что-нибудь да найдется.

Рыбак прибавляет шаг, Сотников отстает, но Рыбак, не спуская с дороги глаз, идет все быстрее. Возле кустарника они поднимаются на пригорочек, отсюда уже видна крыша сарая, поломанная изгородь. Рыбак торопливо проходит в пролом, огибает сарай. Взгляд его становится все настороженнее, даже испуганнее, наконец на лице отражается замешательство, и он останавливается.

— Вот тебе и хутор!

На том месте, где когда-то был хутор, теперь бугрится под снегом несколько остатков построек, где возвышается темный силуэт печи с обрушенным дымоходом. Хата, хлевы, постройки — все уничтожил огонь, уцелел только сруб колодца да журавль над ним, который тихо раскачивается на ветру.

— Ах, гады, гады!

Сзади на бывшую усадьбу хутора притащился Сотников и тоже застыл на краю двора. Рыбак обошел пожарище, потрогал сапогом сломанную полузасыпанную снегом повозку, ударом ноги отбросил в сторону пустое дырявое ведро.

— Выдал кто-то, — хрипло сказал Сотников.

Он отошел к колодцу и устало прислонился к срубу. Туда же спустя минуту пришел и Рыбак. Сокрушенно помолчав, Рыбак достал из кармана горсть ржи, протянул ее Сотникову.

— Хочешь?

Сотников подставил ладонь, в которую Рыбак отсыпал немного зерен. Оба молча пожевали у колодца.

— Подрубали, называется.

Проглотив последние зерна, Рыбак оценивающе оглядел Сотникова.

— Ну ты как? Если плох, топай назад. А я, может, куда в деревню подскочу.

— Один?

— Один, а что? Не возвращаться же с пустыми руками.

Сотников промолчал, только зябко поежился и глубже в рукава засунул озябшие руки.

— Что ты шапки какой не достал? — осуждающе сказал Рыбак. — Разве эта согреет?

Сотников ответил не сразу.

— Шапки же в лесу не растут.

— Зачем в лесу? В деревне у каждого мужика шапка.

— Что ж, с мужика снимать?

— Не обязательно снимать. Можно и еще как. По-хорошему.

— Ладно. Давай, потопали.

Они перелезли через изгородь и сразу оказались в поле. Ветер зло подхватил полы Сотникова, тот отвернулся, глубже в воротник втянул голову, и Рыбак на ходу вытащил из-за пазухи мятое вафельное полотенце.

— На, обмотай шею. Все теплее будет.

— Да ладно…

— На, на! Оно знаешь как греет. А то окочуришься на ветру. Сотников нехотя остановился, зажал между колен винтовку, скрюченными пальцами закутал полотенцем шею.

— Ну во! А теперь давай рванем в Гузаки. Тут пара километров, не больше. Авось что-нибудь расстараемся. Не может быть…

2

Они идут полем, напрямик, без дорог. Опять Рыбак впереди, он вслушивается и осматривается по сторонам. Сотников, покашливая, бредет сзади. Сильный ветер зло хлещет по его тонким ногам короткими полами шинели.

Проходят редкий кустарничек, и Рыбак останавливается, поджидая товарища.

— Вот лощинку протопаем, а там, за бугром, деревня. Недалеко уже.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю. Еще с осени все тут облазал.

— Когда у Дубового был?

— Ну. Дубовой — мужик мировой. Был жив, давал немчуре прикурить.

— И ему доставалось.

— Попадало. Как тогда, у Островка. Если бы не ты, был бы мне конец и две палки. Это точно.

— Пожалуй, да. Гляжу, бежит вроде свой, в гимнастерке, а сзади дюжина немцев. Явно живьем норовят взять. Ну я и врезал.

— Хорошо врезал. Молодец! Теперь я тебе вроде жизнью обязан.

— Ладно. Свои люди, как-либо сочтемся.

— Постараемся. Только вот не вовремя ты со своей хворью.

— Может, пройдет.

— Пройдет, конечно. Только бы до жилья дотопать. А то… Такой славный хуторок был! Ах, сволочи, сволочи!..

Пологим ветряным косогором они вышли к дороге, оттопали от снега свои сапоги, и Рыбак показал рукой.

— Вот, узнаешь? Гузаковский маслозаводик-то. Одни головешечки да кирпич.

— Это до меня еще.

— Ах, до тебя. Это мы с группой Лукашкина постарались. В декабре. И мост на Ислянке. В одну ночь — два объекта. Тих!.. Что такое?..

Сквозь ветряную ночь из того направления, куда повернулся Рыбак, донесся крик, оба на дороге замерли. Несколько секунд ничего не было слышно, затем снова долетел невнятный крик и раскатисто громыхнул выстрел. Рыбак повернулся к Сотникову.

— Понял? Полицаи! Шуруют, сволочи. Для великой Германии… Что ж получается? И туда не сунешься? Вот гадство!

Они еще постояли, послушали, и Рыбак предложил:

— А может, давай ложбинкой пройдем. Тут, помнится, еще какая-то деревушка была. Как ты?

— Давай! — односложно согласился Сотников.

Они свернули с дороги на целину и пошли по лощине к кустарнику.

3

Обойдя угол кустарника, Рыбак снова остановился: впереди из ночных сумерек проступили крыши домов, сараи, сады. Всюду было тихо, нигде не пробивалось ни пятнышка света из окон. Вслушавшись, Рыбак встал стороной, задами обошел несколько изб и остановился за углом сарая. Где-то поблизости раздавался стук топора, похоже, рубили дрова.

— Слышь?

Сотников кивнул головой, и они не спеша вышли на тропку, которая привела их к вросшей в землю избушке при одном сарайчике. Рыбак осторожно обогнул угол сарая, перешагнул концы брошенных на снегу жердей. Во дворе женщина неумело рубила дрова. Заслыша чужие шаги, она испуганно обернулась и вскрикнула.

— Тихо, мамаша! — сказал Рыбак.