Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

— Что делать, — сказал Рыбак, оглянувшись. — Сейчас пойдем. Куда только идти? Не пойму…

Он осмотрелся, припоминая дорогу, потом встал, повесил на плечо обе винтовки.

— Ну, давай! Как-нибудь…

Сотников взял свою винтовку и, опираясь на нее, помалу пошел по снежному полю.

Они перешли пригорок, лощину, начали взбираться на косогор. Сотников едва тащился и сильно отставал. Однажды упал и закашлялся. Рыбак впереди остановился.

— Что, плохо?

— Хуже некуда.

— Так. Тогда подожди.

Оставив товарища, Рыбак взобрался на пригорок, прошел немного и вдруг увидел дорогу. Дорога им очень нужна была в этом поле — только она могла скрыть их следы. И Рыбак бегом вернулся к товарищу.

— Слышь? Там дорога…

Сотников поднял маленькую, в пилотке, голову.

— Дорога?

— Да, дорога. Понимаешь, на ней запутаем след. А потом сошмыгнем — не найдут. Только бы успеть до утра.

Сотников молча поднялся, непослушными пальцами обхватил ложе винтовки.

Они медленно побрели к дороге.

Рыбак тревожно оглядывался в сумерках, его беспокоил рассвет. В небе медленно гасли звезды, светлело, в поле стало видать далеко.

— От черт! Светает! — сказал Рыбак. — Неужели не успеем до леса?..

— Не успеем, — согласился Сотников.

— Давай скорее. Вон там вроде лесок, спрячемся.

И они торопливо зашагали в направлении крохотной рощицы, к которой вела дорога.

9

Однако они еще не дошли до рощи, как Рыбак впереди остановился и выругался.

— Твое-мое! Это ж кладбище.

То, что они приняли за рощу, было небольшим сосняком на кладбище. В свете наступившего утра стали видны кресты, могильные холмы, ограды. Из-за сосен проглядывали крыши деревенских хат; ветер косо относил в небо дым из печной трубы.

— Ну что делать?

— Пошли. Что же делать, — сказал Сотников, и они поплелись по дороге.

Никого не встретив, они подошли к кладбищу и свернули с дороги. Обошли свежий холмик детской могилки, прошли между оград, и Сотников рухнул в снег возле большой старой сосны. Чувствовал он себя скверно, в голове кружилось, он смежил веки и сидел так, безмолвно и почти бездумно.

Рыбак сидел подле и настороженно оглядывался, прячась за комлем сосны. Он думал, что предпринять дальше.

— Слушай, ты подожди тут. А я подскочу. Вон хата близко. В случае чего — перепрячемся.

Сотников раскрыл и закрыл глаза, молча кивнул головой. Рыбак встал и осторожно пошел между могильных оград к деревне.

Сотников остался один. Чтобы удобнее устроить ногу, ухватился за поперечину ограды, и та, тихо хрустнув, сломалась. Могилка была старая, заброшенная; струхлевшая оградка доживала свой век.

Все живое в мире изо всех сил отстаивает свою жизнь. Для каждого самое дорогое — жизнь. Когда-нибудь в совершенном человеческом обществе она станет мерой и ценою всего. Каждая жизнь, являясь главным смыслом живущего, станет не меньшей ценностью для всего общества в целом, силой и смыслом всех. А пока… А пока вот надо умирать. Жертвовать собой для других. Потому что без жертвенной смерти одних невозможна жизнь для всех.

Медленно замерзая, Сотников все нетерпеливее поглядывал в ту сторону, где исчез Рыбак. Там же он и появился. Сотников дождался, когда тот обогнул угол кладбища и приблизился к нему со стороны поля.

— Кажись, порядок, — еще издали заговорил Рыбак. — Понимаешь, там хата, клямка на щепочке. Послушал, никого будто…

— Ну?..

— Так это, понимаешь… Может, я тебя заведу, погреемся, а потом…

Наступила неловкая пауза, которую оборвал Сотников.

— Ну что ж! Я останусь.

— Да, знаешь, так будет лучше. А мне надо. Только где тот чертов лес — не пойму.

— Спросить.

— Ну. А ты… Потерпи пока. Потом, может, переправим куда. Понадежнее.

— Ладно, — помрачнев с лица, согласился Сотников и начал вставать. — Обо мне какой разговор. За себя смотри…

10

Они взошли на крыльцо, и Рыбак, вынув из пробоя щепку, пропустил напарника в сени. Тут было сумрачно, стояли какие-то сундуки, кадки. В углу виднелись жернова и вверху чернел лаз на чердак.

Рыбак открыл дверь в избу. Сотников перелез через высокий порог и сразу опустился на скамью возле печи. В углу на полу стояли веник, горшки, ухваты. Рыбак отстранил занавеску и заглянул в другую комнату.

— Вы одни тут?

— Ну, — отозвался детский голос.

— А где отец?

— Так нету.

— А мать?

— Мамка у дядьки Емельяна молотит, на хлеб зарабатывает. Нас же четверо едоков, а она одна.

— Ого, как ты разбираешься! А там что — едоки спят? Ладно, пусть спят. Ты чем покормить нас найдешь?

— Бульбу мамка утром варила.

Из-за занавески на кухню выскользнула черненькая быстроглазая девочка лет двенадцати, окинула их любопытным взглядом, направилась к печи. Сотников подобрал свою бедолагу-ногу.