Поваренная книга волшебной академии

— Для него нужно четыре стихии: земля, вода, огонь и воздух. Вода — вон она, дождь еще идет. Выйдешь в сад, встанешь на газон, в руки возьмешь свечу. И пожалуйста, я очень тебя прошу: ничего не перепутай! Ох, дурацкая затея…

Через четверть часа, надев плащи и подняв капюшоны, мы вышли в сад. Герберт довольно дрых после обеда; погладив его, мы направились по одной из дорожек подальше, в глубину сада. Кетти возглавляла компанию, оглядываясь по сторонам.

— Надо, чтобы никто нас не увидел, — сообщила она. — А то все со смеху умрут. Чинский принц привораживает преподавательницу!

— Я точно умру, — сказал Тао. — От тоски.

Я понимающе кивнула. В книгах всегда писали, что жители Чинской империи очень возвышенный и эмоциональный народ. Это не помешало им в свое время захватить половину материка, а другую половину обложить данью. Но стоило открыть любую книгу со стихами, как с ее страниц сходит образ юноши, вдохновленного бесконечной любовью и готового умереть, если возлюбленная не ответит взаимностью — потому что жизнь без любви это всего лишь смена дня и ночи.

Это было романтично и прекрасно. Когда Тао зажег маленький фонарик и встал на газон, то выглядел как книжный герой — при этом он был искренним и настоящим. Он любил — и я невольно задалась вопросом: сможет ли кто-нибудь полюбить меня? Достойна ли я любви?

— Анжелина, я любовь тебе свою отдаю, — негромко и с неподдельным глубоким чувством произнес Тао. — В любви своей признаюсь я тебе. Любовь в тебе разбудить я хочу. Будешь ты отныне возле меня, а я буду рядом с тобой. Счастье почувствуешь лишь со мной. Да будет так!

День был тихим, лениво моросил дождь, но, когда Тао произнес последнее слово заклинания, откуда ни возьмись, появился ветер и задул огонек в его фонаре. Кетти побледнела и порывисто сжала руку Авенхви.

— Получилось! — прошептала она. — Ветер всегда приходит, когда срабатывают такие заклинания!

Тао опустил фонарь и закрыл глаза.

— Тогда я пойду к ней, — произнес он. — Не стоит тратить время!

* * *

Джон

Академия начала готовиться к Ивену. Со всех дверей и оконных стекол смотрели бумажные пауки и летучие мыши, на каждой парте красовалась наклейка с тыквой, на которой вырезана потешная рожица, и, развешивая гирлянды из бумажных листьев через коридоры второго этажа, Дженкинс рассказывал:

— Ивен — это вам не какая-то детская ерунда, это очень важный праздник. День паука! Когда Пресвятая Дева со Спасителем нашим бежала от врагов через горы, то пауки спрятали ее в пещеру, а вход заткали паутиной. Преследователи решили, что в такой мерзости запустения никого нет и быть не может, и пробежали мимо.

— Фу, терпеть их не могу! — Вера Ханифут раскладывала по вазочкам конфеты с мармеледом. — На картинках еще ничего, а так, в жизни, просто ненавижу.

— Ты просто не умеешь их готовить, — принц Тао, который получил отработку у Анжелины за то, что его заклинание засыпало тренировочный зал воздушными сердечками, и они повредили защитный слой стен, прикреплял к рамкам портретов серебристые паутинки. — На севере Чинской империи пауков жарят и подают с перцем и хрустальной лапшой. Очень вкусное мясо, нечто среднее между цыпленком и рыбой.

Как раз в это время я вышел из аудитории, которую готовил к практическому занятию, услышал описание чудесного блюда и сказал:

— Только не вздумай дать рецепт миррин Морави. Сомневаюсь, что паучиное мясо оценят на конкурсе.

Вера сделала вид, что ее тошнит. Тао неопределенно пожал плечами.

— Ну вы же не пробовали. Почему вы решили, что это невкусно?

— Так, значит, теперь питаться будем в городе, он, я вижу, готов внедрить рецепт на кухне, — проворчал Дженкинс. Тао выразительно завел глаза к потолку, прикрепил очередной край паутинки и спросил, обернувшись ко мне:

— Миррин Анжелина не сердится на меня? Я не нарочно. Просто…

Он покраснел, и я понимающе кивнул. Влюбленность в преподавательницу — частое дело, которое как правило заканчивается сразу же после получения диплома и выпуска. Анжелина была сильной, красивой и уверенной в себе: неудивительно, что Тао увлекся ей на контрасте с чинскими красавицами, которые смотрят на носки своих туфелек и улыбаются, не произнося ни слова и всем видом выражая крайнюю степень скромности и целомудрия.

— Не сердится, конечно, — я ободряюще улыбнулся. Вот было бы хорошо, если б Тао уехал на родину и забрал с собой Анжелину с ее кокетством. — Это ведь вы подарили ей те розы?

Принц залился румянцем так, что я испугался: как бы не вспыхнул. Да тут не простая влюбленность, тут серьезные чувства!

— Как вы догадались? — негромко спросил юноша. В конце коридора появилась Анжелина — шла быстрым шагом, уверенно цокая каблучками, и Тао дернул руками, словно не знал, что делать: то ли бежать навстречу, то ли спрятаться мне за спину.

— Чинские розы, — так же негромко ответил я. — А вы единственный студент из Чинской империи.