Повелитель

Ее невеселая прогулка подходила к концу. За день она устала, но сразу попасть в гостиницу не удалось – улица оказалась перекрытой, по Львиному мосту пройти нельзя, там снимали кино. Пришлось ждать вместе с другими прохожими, пока закончится сцена. Пара актеров, одетых как в 1990-е, прогуливалась, беседуя, вдоль улицы. Женщина из съемочной группы в зеленом дождевике просила не шуметь. Полицейский, преграждающий путь пешеходам, успокаивал граждан, обещая, что после дубля всех пропустит и тоже просил не шуметь. Тем временем у мостика двое других актеров закончили диалог, один из них впрыгнул в черный «Мерседес», и, под отчаянную жестикуляцию дамы в целлофановом дождевике, машина круто рванула с места – насколько это было возможно на огороженном пятачке. Автомобиль взревел и скакнул в сторону ожидающих пешеходов и охраняющего съемочное пространство так, что первым рядам пришлось отскочить. И тут, несмотря на шиканье и шипение кинодамы, жаждущей тишины, толпа фыркнула и расхохоталась вместе с полицейским. Наконец путь был свободен.

В номере, устало вытянувшись под одеялом, Надя думала о том, где сейчас тот дедушка, что кормил голубей у фонтана Зимнего. Почему у него нет дома? Возможно, когда-то был. А он был молодым и любил девушку. Дарил ей цветы. Почему-то, вспоминая его сухую фигуру, голубей и темные пакеты, Надя думала о любви.

И куда ушли те цыгане? Где они живут? Откуда берут свою одежду, ведь у них она особенная, и Надя ничего не слышала о магазинах цыганского платья. Шьют вручную? И где отцы этих детей? Хотелось бы этим женщинам жить по-другому?

«А мне? Мне хотелось бы жить по-другому?» – подумала она и открыла бутылку вина.

На следующий день Надя поехала на Черную речку. Выйдя из метро, она свернула в ближайший двор. В пространстве, окруженном домами, оказалось спокойно и тихо, словно в пригороде. В нескольких окнах серых кирпичных пятиэтажек Надя заметила хрустальные советские люстры. Здесь же она нашла старую детскую площадку – точно такую, какая была в ее детстве. Горбатые лесенки, конструкция для лазания с кругами, железные турники.

К месту дуэли Надя решила дойти пешком. Она перешла железнодорожные пути, где вдоль насыпи и между рельсами росли одуванчиковые кусты. Слева от небольшого парка с памятным знаком проходила автомобильная эстакада, справа выстроились жилые дома. Рядом с памятником росло несколько берез. Надя подошла к гранитному обелиску с барельефом поэта и надписью: «Место дуэли А. С. Пушкина». Она оглянулась на скамейки, стоящие вокруг. Мимо проезжали велосипедисты, гуляли собачники, чуть дальше компании жарили шашлыки. Надино внимание привлекла бабуля с пакетом, бродящая вдоль железнодорожных путей – она выдергивала одуванчиковые кусты и отрывала корни. Те, у которых корень обломился, она бросала на землю. Надя подошла к одному из брошенных цветков: из мощного обломка тек белый сок. «А кровь – красная, – подумала Надя. – Одно мгновение – до смерти. И у цветов, и у людей».

Ей стало жалко этот вырванный куст, и одновременно появилась мысль: «Как ты можешь жалеть какой-то цветок, когда здесь убили Пушкина…» «Убили Пушкина», – вслух повторила Надя и растерянно посмотрела по сторонам. Она вспомнила одну из картин дуэли: снег, черные плащи, пистолеты. Как непохоже на это место. Дым от костра донес отвратительный запах шашлыка. Мимо проехал ребенок на самокате. Млечный сок, застывая, блестел на выглянувшем солнце. Березы качали желтыми ветками. Наде стало совсем грустно. А если завтра она умрет и больше никогда не увидит Лялина? И тут же, рассердившись на себя за то, что опять вспомнила Повелителя, зашагала прочь. Она приехала в Петербург, надеясь перестать думать о нем, а вместо этого здесь вспоминала его постоянно. Они не были в Петербурге, но Лялин хотел съездить туда с ней, говорил, здесь много маскаронов… Эти противные маскароны теперь словно преследовали ее, смотрели со всех домов и шептались о том, почему она здесь одна. Почему так долго одна. Зачем вообще думать о нем, если это делает ее несчастной? Почему она не может просто его забыть, словно ничего и не было?

Надя еще несколько часов бесцельно побродила по городу, дожидаясь поезда. Поездка в Петербург ей нисколько не помогла. Наоборот, здесь она думала о Лялине постоянно. Что это, всего лишь облачко, шепот вселенной, эхо вечности? Глупость? Безумие? Любовь? Ответа не было.

31. Тонкие осы

Дверь Морозовского сада была открыта. Надя с Мариной приехали сюда, чтобы пофотографировать друг друга в осенних красках.

– Когда еду в этот садик, всегда немного волнуюсь, – призналась Марина, когда они проходили через черную железную калитку в высокой серой стене, – а вдруг закрыт. Хотя за все время, что мы с ним знакомы, не получилось войти только один раз.

– А почему его закрывают?