Повелитель

Рядом с Эрмитажем Надя заметила неработающий фонтан. Шланги из чаши были спущены в водосток, видимо, для слива воды. На одной из скамеек двое рабочих в синих комбинезонах приглядывали за процессом. Поминутно из облезлого портфельчика одного из них появлялась маленькая бутылка водки и, словно дрессированная прозрачная рыбка, поочередно коснувшись губ хозяев, ныряла обратно в кожаное нутро. Работники обсуждали футбол и опасались, не нагрянет ли нежданно начальство. Соседнюю скамейку занимала стая громко говорящих китайских туристов. На другой кормил голубей худенький старый бомжик в окружении четырех больших сумок.

В Эрмитаж Надя решила не ходить – пока погода сносная, хотелось погулять по городу. Просто идти и ни о чем не думать, словно выигрывая время перед решающей внутренней битвой. Пройдя через Петропавловскую крепость, она остановилась, чтобы подкрепиться вареной кукурузой с лотка. Перед ней иностранец пытался купить черный кофе. «Черного нет, только милк! – Продавщица трясла в воздухе кофейным пакетиком “три в одном”. – Закрыть вам крышкой? А, не понимаете. Закрою».

Горячий початок обжигал пальцы несмотря на салфетку. Откусывая на ходу сладкие зерна, посыпанные солью, она вышла на Невскую крутину – полутораметровую насыпь у крепостной стены перед рекой. На берегу, наслаждаясь осенним солнцем, сидели люди. Нева ласково терлась о камни, и Надя подошла ближе к воде. «Как можно найти решение для того, у чего нет задачи?» – размышляла она, бросая прилетевшим к ней воробьям кукурузные зерна. Сегодня ей приснился Повелитель. Из того сна Надя почти ничего не запомнила, лишь это: они шли вместе по улице и ей было хорошо – так же как раньше. Со дня их разрыва прошло немало времени, но Наде казалось, будто ее заживо заморозили и она навсегда осталась в том дне, когда видела его в последний раз. Во время воспоминаний все чувства оживали, словно это произошло вчера. Поэтому она старалась о Лялине не думать.

Когда Надя дошла до Фонтанки, пошел дождь. Оливковое небо оттеняли светлые дома вдоль воды. «Этот город можно очень сильно любить», – подумала она, решив вернуться в гостиницу. Только по дороге стоит зайти на рынок, Поль говорил, что свежая корюшка продается на Сенном. Как и было обещано, вожделенная рыбка оказалась свежей, то есть сырой. Надя хотела купить копченой, но такая продавалась лишь в одной палатке и выглядела хуже осетрины второй свежести. Надя пошла вдоль фруктово-овощных рядов, солений, мяса, рыбы, молока, сыров и сладостей. Она уже собиралась уходить, когда появились цыгане. Они никогда не приходят – появляются ниоткуда, только что не было и вдруг целая толпа. Женщины в пестрых блестящих одеждах несли на себе маленьких детей в разноцветных платках, повязанных наподобие слинга. Тех кто был постарше, вели за руку. О чем-то быстро посовещавшись, цыгане разделились и пошли по рядам. Возле витрин с едой дети начинали падать и пронзительно плакать, даже совсем маленькие, трех-четырехлетние. Неужели их так научили – удивилась Надя. Взрослые цыганки тут же налетали на упавших детей с руганью, а сами в это время, одновременно с бранью, поглядывали по сторонам. Жалостливые продавщицы протягивали сверху кто булочку, кто яблоко, кто длинные стебельки соленой черемши. Цыганки что-то прятали в карманы, что-то давали детям. Плакавший недалеко от Нади черноглазый мальчуган лет трех мгновенно успокоился и начал сосредоточенно сосать соленый помидор, крепко вцепившись в подарок. Похоже, они здесь – привычная картина. В некоторых местах им давали целые пакеты с едой. У каких-то палаток цыганки останавливались надолго, отпугивая покупателей. Все это прекратилось зычным окликом вышедшего таджика, узбека или китайца, одним словом, хозяина: «А ну-ка быстро отсюда шагом марш!» И еще несколько слов на незнакомом Наде языке. Цыгане исчезли так же быстро, как и появились.

Она же пошла дальше по Гражданской улице, удивляясь, почему петербуржцы так страшно спешат. Должны же горожане хотя бы где-то и когда-то прогуливаться – как написано в классике. Стоило ей даже не остановиться – притормозить, заглядевшись на какой-нибудь дом или пытаясь сориентироваться, на Надю тут же кто-нибудь налетал. Обычно жители других городов жалуются на спешащую столицу, но здесь люди бежали гораздо быстрее, чем в Москве.

Она прошла мимо старого дома, когда-то бывшего очень красивым – в окне, облокотившись о подоконник, курил растрепанный седой человек в растянутой синей майке. Двумя этажами выше стояла грузная женщина, привалившись к деревянной раме, глядя то на улицу, то на курящего соседа. Под крышей возле верхних окон отвалилась штукатурка, обнажив темные кирпичи. Следующий дом тоже когда-то был красивым. Через несколько зданий Надя увидела фасад с мемориальной доской: «Дом Раскольникова. Трагические судьбы людей этой местности Петербурга послужили Достоевскому основой его страстной проповеди добра для всего человечества».