Повелитель

38. В тату-салоне

Лялин опаздывал. Он предупредил, что выступает с докладом на конференции по Гаршину, и они договорились встретиться уже на месте. Надя решила дополнить татуировку объединяющей основой, как он предлагал, это был фрагмент лестницы Шехтеля из особняка Рябушинского, позднее ставшего домом-музеем Горького.

Кроме нее и Агнессы, в зале работал Федя, обсуждающий с клиентом татуировку с черепами.

– Слушай, ну борода и трубка, такого полно! – убеждал он. – Давай ему лучше усы, цилиндр и дым из глаза пустим, типа он опий курит, или что там курили?

– Откуда в глазу дым, если нет трубки? – сомневался клиент.

– Он у тебя что, моряк?

– А твой что, типа горит? Зачем дым из глаза?

– А откуда?

– Из трубки!

– Да я ж как лучше хочу!

– Ой, еще скажи, я художник, я так вижу! – повернулась к ним Агнесса, расставляющая краски на своем столике. – Давай валяй, что хочет клиент, и не жужжи.

– Да я что, против? Я варианты предлагаю.

– Знаю я твои варианты. Себе вон набей.

– Давай тебе набью?

– Череп? Не, он мне старость напоминает.

– Череп – это вечность, какая старость? – возмутился Федя.

– Да я лучше феникса себе набью!

– Попса.

– Сам ты попса! Рисуй вон свою трубку лучше…

Агнесса достала из ящика три флакона с краской – голубой, серый и зеленый.

– Зажила отлично, прям огонь! – она брызнула на салфетку антисептиком.

– Ой! – Надя вздрогнула от холодного прикосновения.

– Ничего, сегодня потерпеть надо будет совсем чуть-чуть. – Агнесса набрала серой краски, и машинка утробно зарычала.

Когда в салоне прозвучал звонок, рядом с Надиными маскаронами успел появиться первый лихой завиток.

– Федь, открой, пжлста! – сквозь зубы попросила Агнесса, не отрываясь от работы.

Федя вышел, почти сразу вернулся и, встав в дверях, показывал Агнессе отчаянные знаки бровями.

– Что еще? – недовольно спросила она. – Это к нам сопровождающий, я разрешила.

– Здравствуйте!

В кабинет зашел Лялин в бахилах, и Надя перестала чувствовать боль от прикосновений иглы к коже.

– Вот, значит, как это происходит, – он наклонился и поцеловал Надю.

– Ой какой у вас замечательный костюм-тройка! Я обожаю тройки! – радостно завопила Агнесса. – Была б моя воля, муж бы только в них и ходил, а он, собака, не хочет!

– Это он зря. Я купил этот костюм в парижском секонд-хенде лет двадцать назад, до сих пор как новый, – ответил Лялин. – А как вы относитесь к заплаткам на рукавах? – он поднял руку, где на зеленом сукне красовалась темно-коричневая кожаная заплатка.

– Ох, это вообще! – выдохнула Агнесса. – Вы садитесь. Музыка не мешает?

– Ничего, нормально.

– Быстро нашел? – спросила Надя.

– Да, я же знаю этот переулок. Тут был пивной ларек, мы после института ходили. А если не хватало, бегали в «Кристалл», догоняться.

– Куда бегали? – не поняла Агнесса.

– Завод «Кристалл». Водочный.

– А, теперь ясно.

– Слушай, надо же было тебе вина захватить, в качестве наркоза. Я торопился, но давай сейчас схожу…

– Ни-ка-ко-го вина! – злорадно произнесла Агнесса.

– Да, мне же пить нельзя.

– Как, совсем?

– Пока не заживет.

– Ну, в крайнем случае, можно один бокал, – разрешила Агнесса.

– Лучше тогда вообще не пить, – вздохнула Надя. – Пусть спокойно заживает.

– Я однажды полгода не пил.

– Полгода? – удивилась Надя. – Ты мне не рассказывал. Почему?

– Из-за бешенства. Вернее, уколов от него.

– Тебя кто-то укусил?

– Хуже. Меня лизнул ежик.

– Что сделал ежик? – засмеялась Агнесса.

– А между прочим, ничего смешного. Я был у друга на даче, там дети ежа притащили. Ну еж и еж, пусть себе ходит. В общем, когда спал, у меня рука с кровати к полу свесилась. И проснулся я от того, что этот звереныш лижет меня за палец. Что он там нашел, ума не приложу. Ну я с похмелья внимания не обратил. А потом вспомнил, что как раз вчера порезался.

– А, и слюна могла попасть в рану? – догадалась Агнесса.

– Ну да! Сначала подумал, ерунда, да и еж вроде на бешеного не похож был. Но решил на всякий случай проконсультироваться с врачом. Приехал в травмпункт, врач говорит – я бы сделал укол. Тем более, сейчас не сорок и не в живот, а бешенство, знаете, такая штука – от него еще никто не выздоравливал. Я говорю – ладно, раз так. Но тут он говорит: есть, правда, три ограничения.

– Какие? – спрашиваю.

– Во-первых, нельзя плавать.

Я расстроился, у меня абонемент в бассейн.

Врач отвечает:

– Ну, что значит нельзя. Нельзя одному и на глубину, может ноги свести. А если в бассейне под присмотром, ничего страшного. Дальше: нельзя загорать.

– То есть если я сейчас поеду в теплые страны, мне в номере сидеть?

– Ну зачем же так радикально, – успокаивает он. – Нельзя часами лежать на пляже, а если в меру, погреться, почему нет.

– Я уже согласен, – говорю, – а третье что?

– А третье – нельзя пить.

– Нельзя пить так же, как плавать и загорать? – обрадовался я.

Тут он как-то погрустнел и отвечает:

– Нет. Пить нельзя совсем. Сердце может остановиться.

Тут и я погрустнел и решаю:

– Тогда – не надо, хрен с этим ежиком! С виду на нормального был похож.