В некотором смысле ожидание неминуемой боли было нестерпимее ее самой. Даже здоровый и невредимый, он предугадывал каждое движение, каждое трепетание сердца или незнакомые ощущения в организме. Из многолетнего опыта он знал, что если стремиться к пределу своих возможностей, то вырождение будет протекать гораздо быстрее. Потому-то умеренность была его единственным союзником — ему следовало беречь, беречь и еще раз беречь себя. Копить силы, как скупой, дабы протянуть хоть несколько веков.
Соответственно, постепенно уменьшалась его самоотдача в работе. С каждым новым клоном вырождение начиналось все раньше. Вскоре его нынешнее тело начнет разрушаться, как и предыдущие. Ему понадобятся стимуляторы и смеси опиатов, чтобы поддерживать равновесие, пока не придет момент искать новую плоть. Но не сейчас. Может, через несколько десятилетий, а то и столетие. У него еще оставалось немного времени в запасе, чтобы завершить свой труд и, возможно, найти лекарство.
Он полагал — вернее, надеялся — что оно отыщется у альдари. Хотя за века этот древний народ деградировал, когда-то они владели обширной базой знаний, намного превышающей его собственную. Он собирал кости их потухшей империи, но пока безрезультатно. До сих пор ничего не работало. Его эксперименты с культивированием психокости могли выявить что-то полезное, но он не питал особых надежд. Лучшее, что он мог сделать, это выиграть время — еще несколько столетий, чтобы усовершенствовать своих новых людей. Чтобы дать им лучший шанс на выживание.
А теперь, вдобавок ко всему, еще и это вмешательство. Так некстати. За свою жизнь он не боялся, но это было потерей времени.
Фабий отбросил дурные мысли в сторону и снова сосредоточился на гололитической проекции. Космолет слегка качнуло при прохождении стратосферы, и он лег на суборбитальный курс.
Гармонии больше не было — от нее осталась лишь тень адского рая, каким она когда-то была. Проекция показывала, что пласты земной коры отделились от ядра, из-за чего планета содрогалась от мощных прерывистых толчков, словно раненое животное, истекающее пламенем в пустоту. Борозды шрамов уродовали ее сферу — зараженные радиацией останки некогда могучих городов-государств Механикум. Однако внимание Фабия приковали к себе вовсе не они, а самая большая рана на поверхности мира.
— Град Песнопений, — пробормотал он.
— Теперь он не столь красив, — лениво бросил Алкеникс, развалившийся напротив Фабия с мечом на коленях. По обе стороны от него сидели его воины, не спускавшие глаз с апотекария. Фабий задавался вопросом, что, по их мнению, он мог сделать, будучи в ловушке на борту их судна, раз они так пристально следят за ним.
— Он никогда и не был красивым. Даже в лучшие времена его внешний вид можно было назвать не более чем сносным. — Фабий смотрел, как руины города увеличиваются на проекции по мере того, как корабль спускался все ниже в суровой атмосфере. Время от времени включалась сигнализация опасного сближения и раздавался слабый грохот автопушек. Также порой он слышал звук, похожий на скрежет когтей по фюзеляжу. В небесах Гармонии, очевидно, летала не только пыль.
Датчики мишеней загорались по всей проекции, предупреждая пассажиров боевого космолета о том, что их спуск не прошел незамеченным.
— Контакт, — произнес сервитор, встроенный в кабину пилота. — Передаю проверочные коды.
Его безжизненный голос эхом пронесся по вокс-каналу, сопровождаемый короткой трелью бинарной тарабарщины.
— Неужели мы проделали весь этот путь только для того, чтобы нас сбили в воздухе?
Фабий крепче стиснул жезл пыток. Сердцебиение участилось, вызвав некоторое напряжение. Он запустил считывание биоданных и принялся бесстрастно изучать показания жизненно важных органов, выводимые на ретинальный дисплей. Все было по-прежнему в норме — никаких заметных отклонений. Но те появятся, и довольно скоро. Однако на данный момент он был достаточно силен, чтобы пережить аварийную посадку.
— Тихо-мирно из жизни ты не уйдешь, Паук, в этом можешь быть уверен, — сказал Алкеникс. — Но не сейчас, Эйдолон просто соблюдает осторожность. В конце концов, у нас есть враги. Благодаря тебе.
Фабий фыркнул:
— В этом мне кое-кто помог.
Алкеникс откинулся в кресле и ничего не ответил. Даже когда они приземлились, префект хранил молчание — лишь жестом приказал Фабию подняться. Сев на расчищенной площади, окруженной едва функционирующими часовыми орудиями, которые, щелкая, водили дулами по сторонам, отслеживая каждое движение, пассажиры выскочили из десантного отсека и погрузились в невесомый прах мертвого мира. Все вокруг было красным. Не цвета ржавчины или крови, а тускловатого, болезненного оттенка воспаленной кожи. Даже спустя несколько тысячелетий после нападения Абаддона в воздухе висела пыль и бушевала буря.