Между «конями Марли»[55]
колонна несколько замедлила ход. Нервные лица, прикрытые металлическими или кожаными козырьками, обернулись. Откуда-то издалека накатывал нарастающий рокот…Но то было отнюдь не пришествие новой беды. Гонка!
Возвращалась гонка, о которой все как-то забыли…
Две точки начинали проявляться на фоне неба, два дракона, два химерических порождения человека и науки, – соперничая за расположение публики, борясь с порывами ветра, они финишировали в потоке «ура!», который был прекраснее любой симфонии…
«Ястреб» обгонял «Пролетария»! Он стрелой летел к цели, с виду, однако, скорее похожий не на стрелу, а на арбалет…
Торжественно громыхнула пушка, увековечив триумф синей птицы.
По воле судьбы капитан Сантюс снова уходил в тень, а господин Летелье сменял его на большом щите славы рядом с герцогом д’Аньесом.
Но Париж не ведал, что у обоих его идолов, пусть и столь непохожих, жила одна и та же мысль в душе, одна и та же любовь в сердце, одно и то же имя на губах: Мария-Тереза.
Глава 11
Продолжение дневника
Занятый полетом, пилот «Ястреба» даже не заметил всеобщей суматохи: о поразительном происшествии он узнал лишь после посадки аэроплана от немногочисленных зевак. Толпа в основной своей массе схлынула к Гран-Пале, вдруг ставшему тем центром, к которому стекались все парижские потоки. По мосту Александра тянулись длинные вереницы любопытствующих; герцог д’Аньес устремился в том же направлении.
За ограду дворца допускали отнюдь не каждого: от беспардонной толпы зевак главный вход охранял Тринадцатый линейный полк.
Авиатор оказался у ворот в одно время с тремя морскими офицерами. Представившись полковнику, отвечавшему за пропускной режим, они прошли за оцепление.
Соборная тишина пустынного, едва оживляемого чириканьем воробышков большого зала причудливо контрастировала с неистовым ревом собравшейся снаружи толпы. В это время года сей храм художественных выставок и конных состязаний оказался свободным. В центре огромного зала толпилась группа господ, казавшихся совсем крошечными. Чуть поодаль, прямо на земле, расположились ажаны и пожарные, в этом громадном холле тоже походившие скорее на пигмеев или насекомых.
Хотя герцог д’Аньес уже знал, что речь идет о чем-то невидимом, он, однако же, немало удивился, ничего не обнаружив.
Он узнал в группе собравшихся доктора Монбардо и господина Летелье, разговаривавшего с префектом полиции.
– Что ж, – говорил последний, – если вы так на этом настаиваете, читайте.
– Это необходимо, – отвечал господин Летелье. – Я требую, чтобы никто не прикасался к этой штуковине, пока мы не ознакомимся с содержимым дневника. Это наверняка позволит нам избежать ошибок и, быть может, несчастных случаев.
– Будь по-вашему, – согласился префект полиции. – Господа, позаботьтесь о том, чтобы ваши люди не остались без обеда, – добавил он, обращаясь к офицерам.
Подхваченные эхом, их отрывистые команды гулко разнеслись по всему дворцу.
– А! Мсье д’Аньес! – воскликнул господин Летелье, заметив герцога. – Идите же сюда! Сперва мы вас поздравим, а затем расскажем одну любопытную историю!
Молодой авиатор улыбками отвечал на поздравления и едва не расплакался, когда узнал о смерти Робера Коллена.
Но больше всего его интересовала та невидимая штуковина, что так сильно раскачала его аэроплан над Ганноверским павильоном.
– Где же, где же она? – то и дело повторял он.
– Так, – сказал господин Летелье. – Идите прямо к колонне, и вы на эту штуку наткнетесь. – Затем, словно делясь каким-то секретом, он шепнул: – И знаете, у нее сзади – что-то вроде винта!
Господин д’Аньес, выставив перед собой руки, как тот, кто слеп или идет в темноте, двинулся в указанном направлении, пока не уперся в нечто твердое, гладкое, холодное и неразличимое взглядом. Указав на ладьеобразной формы отпечаток на земле, похожий на оживальную печать прелатов, господин Летелье пояснил, что данный след оставило днище, основание этой диковины, и обратил внимание авиатора на то, что повсюду вокруг валялись крошечные тела несчастных воробышков, которые на лету разбивались о неожиданную преграду.
– Заметьте, – сказал он в завершение, – тот ветер, который только что дул сквозь щели, за эту штуку не проникает. Здесь, за защитным экраном, мы сможем спокойно прочесть дневник Робера…
Он открыл красную тетрадь.
Вокруг собрались слушатели.
Господин Летелье спокойно прислонился к невидимой ширме и возобновил чтение
Он быстро дошел до того места, где вокруг обезумевшего Робера, поднимавшегося к зениту, образовался и вскоре исчез ледяной цилиндр, а затем повторил ту фразу, на которой его прервал шум толпы: