Повелители огня

– Мать твою, какой еще человек! – взводный сержант был на взводе, уставшим и злым как собака – там бревно плавает!

– Никак нет, господин сержант!

Сержант – прошел ближе к посту управления, рассоложенному в носу этой дырявой лохани.

– Дай…

Через оптический прицел винтовки – он разглядел то, что с первого взгляда казалось бревном. Но потом – он увидел и руку.

Человеческую руку.

– А, б…

Сержант хоть и не был моряком в полном смысле этого слова – но морской устав чтил. А первое его правило гласит: человека за бортом следует спасать в приоритет любой другой задаче. Рано или поздно – так спасут и тебя.

Сержант включил рацию на передачу.

– Медведь, Медведь, на прием как слышишь…

– Медведь на приеме, продолжайте…

– Медведь, здесь Тюлень два – один, Тюлень два один. Справа по ходу – бревно, на нем человек. Прошу разрешения отклониться для оказания помощи, прием.

Тюлень два – один, то есть первая машина второго эскадрона – не знал о пропавшей группе специальной разведки. Но Медведь – позывной штаба операции – об этой группе знал. И хотя вряд ли… но мало ли что может случиться…

– Тюлень два – один, оказать помощь разрешаю. Проверьте, что там и возвращайтесь в строй. Как понял, я Медведь, прием…

– Медведь, вас понял, приступаю. Отбой.

Сержант хлопнул по плечу механика – водителя.

– Три румба вправо, держать ход. На пулемете готовность…

* * *

Картина оказалась классической: человек, потерпевший кораблекрушение. Точнее – два человека. Какой-то кусок дерева и цепляющийся за него человек. Один – кажется, был мертв, но второй, живой – упорно держал его голову над водой. Сам он – обернул ремнем деревяшку и сунул под нее руку, чтобы не утонуть, если потеряешь сознание. Его лицо было покрыто высохшей смесью соли, грязи и кажется крови…

Один из морских пехотинцев – держал подозрительное бревно под прицелом ручного пулемета. Двое – цепляли его баграми и подтаскивали к борту амфибии.

– Осторожнее! Осторожнее!

– Держите!

– У него винтовка!

Двоих – удалось вытащить на борт, больше никого не было. Они были одеты как местные, их одежда – сохла, превращаясь в грязную корку. Судя по их виду – сержант заключил, что они в воде несколько часов. Но не больше – иначе, их сожгло бы солнце. Или – разорвали акулы. Ночью – они не любят охотиться…

Один – похоже, был или мертв или при смерти. Второй – пытался что-то сказать…

– Что? Кто ты? Говоришь по-арабски?

– С нами…

– Чего?

– С нами… Бог… – из последних сил сказал по-русски раненый.

* * *

Бой на порт-Шукра закончился ближе к вечеру полной победой морских пехотинцев. Потеряв одиннадцать человек, они взяли город и заняли господствующие высоты. Под ударами штурмовиков и атаками неверных – моджахеды отступили в горы, бросив в городе больше тысячи убитых и раненых. Сколько унесли с собой – известно только Аллаху.

Британцев в городе к тому времени уже не было.

* * *

Капитан Прокопчук выжил, хотя и вынужден был оставить службу по негодности. Ему предлагали перейти на службу на берегу, даже предлагали должность начальника боевой подготовки – но он по неизвестным причинам отказался. Выйдя в отставку, он переехал в Одессу, на скопленные деньги купил рыболовный траулер и стал ходить в море за рыбой. Еще в восьмидесятые – его можно было встретить в одесских заведениях, в которых рыбаки собираются, чтобы отметить богатый улов. Среди рыбаков – он пользовался большим уважением.

Федорцов – после выхода из госпиталя был удостоен Высочайшей аудиенции, на которой Его Величество лично изволили возложить на отличившегося в бою офицерский Орден Святого Георгия четвертой степени. Его Величество так же изволили утвердить производство в офицеры прямо на поле боя. В морскую пехоту он уже не вернулся – путь его лежал на остров Змеиный, где квартировал подводный спецназ Черноморского флота. Впоследствии – он приобрел собственную кличку – Мурена – и зловещую известность как среди друзей, так и среди врагов.

Но это все уже другая история…

Москва. Российская Империя. 28 июня 1950 года

Сравнить предателя не с кем и не с чем. Даже тифозная вошь оскорбилась бы этим сравнением

Максим Горький

Князь Владимир Шаховской дописал последнюю страницу своей истории… той истории, которую он хотел рассказать миру, потому что так было нужно. Отложил ручку, блокнот, поднялся. Резким движением руки отдернул занавеску… солнечные лучи кавалерийской атакой ворвались в номер. Русское солнце – было особенным, оно не жгло, не уродовало, не сводило с ума как там. Даже его прикосновения – были прикосновениями ласковой матери, а не кнута палача.

Как там…

Все ли он написал? Нет, наверное – не все. Но все и не опишешь. Не описать словами то, что он там видел и пережил, равно, как не сосчитать и тут цену, которая уплачена. И которая еще будет уплачена – в том нет сомнений. Победа… какая к черту победа? Там нет победы. Никто не сможет победить, и никто не победил, ни одна из сторон.