– Очень надеюсь на это, – сказал Ионаф, прилагая отчаянные усилия к тому, чтобы заставить себя ослабить хватку вокруг стебля плюща. – Думаю, что Чари прав, и эта территория действительно является местом кормежки, Аляскон. Я слышу, как что-то движется в папоротниках. И если этот дождь продлится еще и еще, то здесь поднимется вода. Много раз после ливней я видел сверху серебряные отблески здесь, внизу.
– Все верно, – подавленно сказала Матильда. – Подножие папоротниковой рощи всегда затапливает, именно поэтому верхушки деревьев здесь ниже уровня остального леса.
Ветер, похоже, немного стих, хотя дождь все еще падал на землю, продираясь через плотную листву. Аляскон нетерпеливо вскочил на ноги.
– Пойдемте же скорее, – сказал он. – Нам следует держаться в тени, пока не выберемся на возвышенность.
Тихий звук, подобный треску, раздался где-то высоко над головой, прервав его размышления. Звук все усиливался. Чувствуя внезапный приступ дикого страха, Ионаф посмотрел вверх.
Ничего не было видно, кроме далекого занавеса ветвей и листьев папоротника. Затем с шокирующей внезапностью что-то маленькое и черное показалось в сине-зеленой листве и начало стремительно приближаться. Это был человек, который переворачивался в воздухе с причудливой медлительностью, как беспокойный ребенок во время сна. Изгои прыснули в разные стороны.
Тело тяжело рухнуло на землю, однако после этого некоторое время еще были слышны резкие звуки, словно лопались тыквы-горлянки. Несколько долгих мгновений никто не двигался. Затем Ионаф двинулся вперед.
Это был Сет, как Ионаф и понял, как только черная фигурка вылетела из далеких ветвей над их головами. Но погиб он не от падения. Тело было проколото насквозь не менее чем двенадцатью иглами – некоторые из них, безо всякого сомнения, были сделаны руками самого Сета в его мастерской. Острота их концов доводилась до совершенства трением лоскутов из коры кожевенного дерева, которыми он так дорожил, вымачивая их в грязи на дне разогретых солнцем бромелиевых емкостей, пока те не становились мягкими и податливыми, почти прозрачными на свет.
Глупо было ждать смягчения приговора. Их приговорили на одну тысячу дней. Единственной альтернативой был такой вот лопнувший и переломанный комок меха.
И это только первый день ссылки!
Остаток дня они шагали, спотыкаясь и тяжело дыша, чтобы выйти на возвышенность. Цеплялись в основном за землю, потому что ветви на деревьях, кроме, пожалуй, нескольких встретившихся по пути гинко, цветущего кизильника и диких дубов, начинали расти на высоте примерно восемнадцать футов, а до того стволы стояли совершенно голыми. Осторожно приблизившись к предгорьям Великого хребта, где земля стала тверже, путники немного попрыгали, чтобы потянуть уставшие мышцы, однако тут же бросились в ближайший ивняк, так как крылягвы дюжинами начали пикировать на них, пронзительно вереща и цапаясь друг с другом за право первым схватить этих вкусных и чрезвычайно медлительных обезьян.
Ни один человек, каким бы свободомыслием он ни отличался, не смог бы выстоять против такого натиска существ, о которых ему с детства говорили, что они, дескать, были его предками. Когда это произошло в первый раз, все рухнули на землю, как сосновые шишки, в песок и лежали, парализованные страхом, у ближайшего укрытия, пока мерзко вопящие создания не перестали трясти своими пучками перьев и веерами хвостов, устав от полетов малыми кругами, и не устремились ввысь, возвращаясь в небо. Даже когда крылягвы оставили их в покое, они еще долго сидели тихо-тихо, ожидая, что эта суматоха привлечет более крупных демонов.
Пока змееголовые властители здешних мест никак не проявляли себя, хотя Ионаф пару раз слышал звук тяжелых шагов в окружавших их джунглях.
К счастью, на возвышенности оказалось гораздо больше укрытий – от низкорастущего кустарника до полноценных крепких деревьев: пальметт, сассафрасов, нескольких видов лавра, магнолий и зарослей осоки. Здесь бесконечные джунгли начинали постепенно расступаться, прихлынув к основанию больших розовых утесов; уже видны были столь дорогие сердцу участки открытого неба, пересекавшиеся редкими плетеными мостами, протянувшимися из мира лиан на вершины утесов. В небесной синеве можно было проследить целую иерархию летающих существ: внизу гудели низколетящие жуки, пчелы и двукрылые насекомые; чуть выше – охотившиеся на них стрекозы, крылья некоторых раскинулись аж на два фута; затем крылягвы, поглощавшие стрекоз и все остальное, что можно было поймать широко распахнутой пастью без особого труда; наконец, высоко вверху парили большие рептилии, покачивались на ветру у самых вершин утесов, ловя восходящие потоки воздуха. Их длинные челюсти жадно хватали все, до чего могли дотянуться, иногда они даже ловили птиц верхнего мира и летающих рыб далекого моря.