Поверхностное натяжение

– Можете немного сдвинуться по диапазону? – наконец спросил он. – По-моему, это «маячок» – тамошние навигационные импульсы, вроде координатной радиосетки. Где-то еще тут должна идти аудиоволна…

Но, вспомнилось ему вдруг, та волна никак не могла быть аудиоволной. Никто не общался с Почтовым деревом напрямую – только с литианином, который стоял в центре зала. А уж как там он преобразовывал послание в радиоволны, никому из землян не объяснялось.

Но вдруг прорезался голос.

– …от Дерева энергоотвод мощный, – четко, ясно, бесстрастно произнес голос по-литиански. – Принимает кто? Слышите меня? Направление приема не понимаю я. Кажется, изнутри Дерева, невозможно что. Понимает меня кто-нибудь?

Ни слова не говоря, граф сунул микрофон в руки Руис-Санчесу. Рамон обнаружил, что его колотит.

– Мы вас понимаем, – с дрожью в голосе ответил он по-литиански. – Мы на Земле. Как слышите?

– Удовлетворительно, – тут же отозвался голос. – Поняли мы, невозможно то, что говорите вы. Но выяснили позже мы, не всегда верно то, что говорите вы. Что нужно вам?

– Я хотел бы поговорить со Штексой, металлургом, – сказал Руис. – Это Руис-Санчес, я был в Коредещ-Сфате в прошлом году.

– Можно вызвать его, – бесстрастно произнес далекий голос; прорезались помехи и, пошипев несколько секунд, стихли. – Если пожелает говорить с вами он.

– Передайте, – сказал Руис-Санчес, – что его сын, Эгтверчи, тоже хочет поговорить с ним.

– Не сомневаюсь тогда, – произнес голос после паузы, – что подойдет он. Но нельзя долго говорить на канале этом. Направление, откуда идет сигнал ваш, вредит рассудку моему. Можете ли модулированный сигнал принять вы, если удастся послать нам?

Микелис зашептал на ухо графу; тот энергично закивал, указывая на динамик.

– Мы вас и так принимаем через демодулятор, – сказал Руис. – Как вы передаете?

– Не могу этого объяснить я, – произнес бесстрастный голос. – Не могу дольше говорить с вами я, поврежусь иначе. Позвали Штексу.

Голос умолк, и надолго стало тихо. Руис-Санчес тыльной стороной ладони отер пот со лба.

– Телепатия? – пробормотал за спиной Микелис. – Нет, где-то идет включение в электромагнитный спектр. Но где? Бог ты мой, да мы почти ничего о Дереве и не знаем!

Граф сумрачно кивнул. В датчики свои он вперился совершенно по-ястребиному, но, судя по выражению лица, ничего нового они ему не сообщали.

– Руис-Санчес, – произнес динамик.

Руис подскочил. Голос был Штексы, громкий и четкий. Обернувшись, Руис махнул рукой, и из тени выступил Эгтверчи. Тот не торопился. Даже походка его казалась вызывающей.

– Штекса, это Руис-Санчес, – сказал Руис – Я говорю с Земли – один из наших ученых разработал новую экспериментальную систему связи. Мне нужна ваша помощь.

– Сделать что смогу, рад буду я, – отозвался Штекса. – Жаль, не возвратились вы с землянином другим. Ему не столь рады были мы. Выкорчевали один из прекраснейших лесов наших возле Глещтъэк-Сфата он и друзья его и построили здесь, в городе, здания некрасивые.

– Мне тоже жаль, – произнес Руис-Санчес. Слова не выражали и малой доли того, что он чувствовал, но всего Штексе не объяснишь, да и это было бы незаконно. – Я не теряю надежды когда-нибудь вернуться. Но я звал вас поговорить о вашем собственном сыне.

Повисла недолгая пауза, в течение которой динамик приглушенно и нехарактерно резко шипел, едва ли не повизгивал – смутно знакомо, но вспомнить звук никак не удавалось; видимо, некий фоновый шум – то ли из зала, то ли даже снаружи Дерева. Четкость приема была изумительной; никак не верилось, что Дерево в пятидесяти световых годах.

– Взрослый уже Эгтверчи, – произнес голос Штексы. – Повидал много чудес мира вашего он. С вами он?

– Да, – ответил Руис-Санчес, и снова его прошиб пот. – Но он не знает вашего языка. Я попробую переводить.

– Странно это, – сказал Штекса. – Но послушаю я голос его. Когда домой собирается, спросите у него; много что есть рассказать ему.

Руис перевел вопрос.

– Нет у меня дома, – безразлично отозвался Эгтверчи.

– Эгтверчи, не могу же я так ему и передать. Скажи что-нибудь вразумительное, ради всего святого. Сам знаешь, ты ведь обязан Штексе своим существованием.

– Может, как-нибудь и надо бы навестить Литию, – произнес Эгтверчи; на глазах у него опустилась мигательная перепонка. – Но я никуда не тороплюсь. Пока у меня много дел и на Земле.

– Я слышу его, – сказал Штекса. – Тонок голос его; не так высок сын мой, как наследственностью обусловлено, если не болен он. Что ответил он?

Переводить с пояснениями попросту не было времени. Руис-Санчес передал ответ фактически дословно.

– Значит, – произнес Штекса, – дела важные у него. Хорошо это, и щедро крайне со стороны вашей. Правильно, что не торопится он. Чем занимается, спросите у него.

– Сею раздор, – отозвался Эгтверчи, и ухмылка его стала чуть шире.

Перевести такое дословно Руис-Санчес не мог; подобного понятия в литианском не было и быть не могло. Потребовались четыре длиннейших фразы, чтобы кое-как – и то с большими неточностями – донести до Штексы смысл сказанного.