Все то время, что его нет в моем мире, я почти не сплю и почти не ем. А в тех редких случаях, когда ем, пища редко остается в моем желудке надолго. Миссис Дастон чуть ли не с ложечки кормит меня своим знаменитым куриным супом, потому что это, кажется, единственная еда, с которой я могу справиться. Ночи я провожу, свернувшись клубочком на диване и завернувшись в
И я не в силах придумать, где он может быть сейчас.
Рассеянно расчесывая волосы очередной клиентки, я беру щетку с наложенным на нее отбеливателем.
– Это не для меня, – говорит женщина, и я внезапно возвращаюсь к реальности.
– Что?
– Это не для меня, – повторяет она, глядя на мое отражение в зеркале. – Отбеливатель не для меня.
Я так и замираю на месте.
Женщина кивает на миссис Хичли, которая сидит в соседнем кресле.
– Ваша клиентка вон там.
– О, Боже, – говорю я. – Простите. Мне так неудобно.
– Да пустяки, ты же не причинила мне никакого вреда.
Они с миссис Хичли обмениваются обеспокоенными взглядами.
Уже десять лет миссис Хичли приходит к нам раз в полтора месяца, чтобы подкрасить отросшие корни волос. Как же я могла спутать ее с другой? Смутившись, поворачиваю свою тележку к соседнему креслу.
– У тебя сегодня все в порядке, Дженни? – глядя поверх журнала, спрашивает моя клиентка, которую мне предстоит превратить в блондинку.
– Доминик пропал без вести, – отвечаю я. Сейчас уже все знают и о Доминике, и о наших отношениях, причем до мельчайших подробностей. – Я без ума от тревоги.
Она делает сочувствующее лицо, а я уже знаю, что будет дальше.
– Боже мой. Бедняжка.
– Да.
И через мгновение:
– Это, знаешь ли, обычное дело. – Она с видом знатока качает головой, хотя я пытаюсь пришлепнуть на волосы отбеливатель.
– То же самое случилось и с подругой моей сестры. У нее был парень в Доминиканской Республике. Она думала, что единственная у него. Все деньги потратила, когда ездила к нему. Покупала все, что ему было угодно. А потом узнала, что одновременно с ней у него еще дюжина женщин.
«Это совсем не мой случай, – хочется сказать ей. – Вы же совершенно не знаете Доминика! Он не такой. Он не поступил бы так со мной». Но все, кажется, только и ждали, что он сыграет со мной такую злую шутку. Все, но только не я.
В течение следующего получаса я говорю только «гм» и «ах», слушая то, что хочет рассказать мне миссис Хичли, пока на автопилоте размещаю фольгу в ее волосах и обрабатываю их отбеливателем. Потом, установив таймер, с удовольствием ухожу в комнату персонала. Я чувствую себя так, будто мне постоянно не хватает воздуха, поэтому падаю в ближайшее кресло и пытаюсь отдышаться.
Через мгновение появляется Келли и садится рядом со мной. Все остальные исчезают. Ну и ладно, все равно никто здесь не знает, что мне сказать. Мы с Ниной почти не говорим друг с другом, разве что обмениваемся обрывками предложений, касающихся работы. Она не только не извинилась за свои слова, но и вообще ничего не сказала, когда исчез Доминик. Из-за ее поведения наша с ней дружба исчезла, будто провалилась в зияющую пропасть. Осуществились все предупреждения и сплетни про то, как Доминик покинет и предаст меня. Все эти предсказатели теперь чувствуют себя добродетельными и благонравными. А я двигаюсь на работе, как робот, и игнорирую их всех.
Келли вздыхает и заговаривает со мной.
– Дженни, – мягко говорит она. – Надо поговорить.
– О чем?
– Ты делаешь слишком много ошибок. Я видела, как ты едва не нанесла отбеливатель не на ту клиентку.
– Но ведь не нанесла.
– Потому что
Неужели? Я и не помню никакой миссис Палмер. Это же плохо, да? Видимо, я была здесь телом, но не разумом. И еще придется признать, что я не очень-то хорошо справляюсь со сложившейся ситуацией.
Всю первую неделю после ухода Доминика я была полной развалиной. Каждое утро после долгой и бессонной ночи меня очень сильно тошнило. Не было вообще никакой возможности пойти на работу, поэтому я согласилась с Келли, что мне нужен отпуск. Майк тоже взял отпуск, и мы проводили дни, прочесывая окрестности в надежде обрести хоть намек на то, где может быть Доминик. Мой друг разыскал названия благотворительных учреждений для бездомных в Бакингемшире, и мы побывали во всех. По вечерам мы бродили там, где бездомные устраиваются на ночлег – отчасти желая, чтобы Доминик оказался там, и отчасти – чтобы его там не было. Мы не нашли ничего, что бы дало нам надежду. Вообще ничего. Доминик будто испарился. Нам удалось договориться, чтобы Доминика упоминали на местных радиостанциях в течение одного дня. Всего только одного. А потом все потеряли к нам всякий интерес.