Поверженный тополь (СИ)

  - Да сколько ж можно таскать их, окаянных?! Они лезут и лезут с-под земли, чтоб им пусто было! Мишка, заберу я у тебя этот кусок! - решительно заявил Василий и двинулся вперед. - У тебя детей двое всего, дочь и то уйдет скоро, хватит вам, а у меня семеро, да умерло сколько, оттого, что кормить нечем. Совести у тебя нет, Мишка!

  - Чего? - взъярился Михаил, подошел к испуганной жене, забрал вилы и бросил их в сторону брата. Вилы воткнулись у самой ноги Василия, и тот остановился, как вкопанный. Михаил продолжал грохотать:

  - Вот пойду в милицию и скажу, как ты в прошлом году с коммуняками якшался, мигом в тюрягу загремишь! Вспомнишь, как с лозунгами ходил тут, и по этому огороду ходил, выкрикивал, пока начальник милиции в Александровске не заявил, что советской власти у нас нет! Года не прошло, что, забыл? Я-то помню!

   Василий опасливо оглянулся, взялся за черенок черными руками, и, раскачивая вилы, завыл:

  - Что ж ты делаешь, Мишка? Что ж ты делаешь? Я же твой брат родной!

  - Какой ты мне родной, подлюга! Ты ж у меня землю отобрать задумал, шельма ты записная! Ты у меня попляшешь еще, родственничек нашелся! Завтра же в милицию схожу!

   Василий оставил вилы, повернулся, сгорбился и побрел с огорода.

  - Вот так-то лучше, - прогудел ему в спину младший. - Брат! Одно название, что брат. Только отвернись - последнее утащит.

   Не в силах успокоиться, он вернулся к лопате и продолжил вскапывать огород. Жена быстренько пробежала на земельную половину деверя, выдернула вилы, и, как прежде, стала цеплять ими вскопанную землю, ворошить и вытаскивать корни, и откуда только они берутся в таком множестве в тяжелой, скупой на урожай земле?

   Василий, толкуя младшему о неправильном разделе земли, был недалек от истины. Когда он женился, братья в четыре руки поставили новой семье избу по другой стороне участка, построили сарай с огороженным углом для кур и коровник. Тогда-то Василий и всполошился, когда дом с постройками занял приличную часть земельной половины. Михаил оказался несговорчивым, где сядешь, там и слезешь. Своим чередом женился и младший, братья тогда снесли ветхий отцовский домик и срубили новый. Корову Василий держал одну, а Михаил две. С размахом сдобренная навозом земля давала неплохие овощи. Новые власти от Правительства Колчака, без особого шума сменившие Советскую власть и набравшие полную силу прошлой осенью 1918 года, скот и птицу не отбирали, но изрядно потрясли население, забирая белье, назвав это мудреным словом 'реквизиция'. За белье давали деньги.

   Голос жены Василия докатился до огорода раньше, чем показалась она сама.

  - Ты чего удумал, а, Мишка? - крикнула Лукерья с другого конца огорода. Подобрав юбку, точно фрейлина, она пошагала прямиком к деверю. Михаил и ухом не повел и даже не остановился, когда Лукерья встала перед ним и подбоченилась.

  - Ты чего удумал? Какой с него коммуняка, ты скажи? С него даже хозяин, и тот непутевый вышел!

  - Твоя правда, - неохотно буркнул Михаил, взрывая лопатой землю прямо под ногами невестки. - Только и горазд, что детей строгать.

  - Тебе-то что? У тебя их двое всего, и то пупок чуть не развязался! Без твоих советов обойдемся. Чего удумал, я тебя спрашиваю?

  - А то и удумал, что пойду в милицию и сдам твоего дурня! - снова разозлился Михаил. - Все равно от него толку никакого.

  - Брата родного! - всплеснула руками Лукерья.

  - Какой он мне брат? Ворюга он! В мать пошел, чтоб ему пусто было! Пойду в милицию, да и дело с концом!

   Увидев перекошенное от злобы лицо деверя, Лукерья сообразила, что дело серьезнее, чем она предполагала.

  - Погубить нас хочешь? - крикнула она со страхом. - Меня без мужа с семерыми детьми оставить?

  - Врешь, баба, с шестью! - ответил Михаил. - Старшего еще в марте к Колчаку в армию забрили!

  - Типун тебе на язык - с шестью! Молчи, пока не сглазил, - выругалась Лукерья, встала боком и выпятила приметное пузо:

  - А это что? Душегуб проклятый!

   Луша убрала пузо и взмолилась:

  - Мишка, ты это брось! Никакой он не коммунист! Была дурь, да вся вышла. Не до коммунизма ему, с голодухи бы не помереть. Мы уже четверых детей схоронили, сам знаешь.

  - Дак радуйся, что схоронили, чем бы их кормили?

  - Чему же тут радоваться? Того и гляди, ишо помрут. Слабенькие они, болеют без конца. Андрюшка помереть может, и-и-и...

   Слезы поплыли по проторенным дорожкам на щеках Лукерьи, и женщина прикрыла лицо такой же черной, как у мужа, рукой. За спиной Михаила послышался подозрительный звук, тот обернулся и бросил на жену исполненный злобы взгляд. Губы у Анны дрожали, и она отвернулась, чтобы не злить мужа еще больше.

  - Чтобы вас приподняло, чертовы бабы! - выругался Михаил и крикнул на невестку:

  - А ну пошла домой, нечего тут!

   Далее Лукерье слушать было нечего и не надо. Униженная, она повернулась и поплелась домой, все же сказав на прощанье:

  - Ты в милицию не ходи, Миша, не по-людски это. Пожалей нас, мы и так...

   Женщина вздохнула и ушла, унеся свои тревоги, не получившие утешения.