Поверженный тополь (СИ)

   Анна понимала, что муж, с виду равнодушный, ждет дочь. Наталье пошел шестнадцатый, по весне ее сосватали за соседского парня, и осенью собирались отыграть свадьбу. Если подросшая Наталья вздумала гулять, отец не пощадит и ее. Хоть бы зубы дочери не выбил, без зубов тяжко, совсем никуда... Анна в беспокойстве поджала губы и подбросила в печку дров - пусть будет теплее спать, ночи в конце мая на Севере Сахалина холодные и сырые, скорее бы только закрыть ставни. Потом затеплила лучину и села за шитье, щуря слезящиеся глаза, да задумалась о предстоящих свадебных хлопотах и расходах. То царская власть, то Советская, то Колчаковская, потому и исчезли в лавках товары, даже самые необходимые, а те, что остались, сильно вздорожали. Суда стали посещать Сахалин совсем редко, и Анна слышала, будто торговцы припрятали товар. Прикупить бы посуды на приданое да отрез на платье, но до чего стало дорого! Что там отрез - мука почем продается, только вздыхать!

   Наташа неслышно вошла в избу и напоролась на взгляд отца, обжигающий даже в полумраке. Словно отброшенная взглядом, она торопливо прошла вдоль закопченной стены с затыканными тряпьем щелями, плюхнулась на сундук и вдруг заревела в голос.

  - Ох, беда, беда, - выдохнула мать и засуетилась вокруг дочери.

  - Чего ревешь, дура? - рявкнул отец.

  - Загулял Митька-то, будь он проклят! - выкрикнула Наташа.

  - Это какой Митька, твой, что ль? - удивилась мать.

  - 'Мой Митька'! Никакой он не мой! Он с Нюркой гуляет!

  - С какой Нюркой? Той, что Новых?

  - Нет, с нашей! С Сырбу!

  - Вот беда-то, - охнула Анна.

  - Нашли беду, дуры, - сказал Михаил, поднимаясь с самодельного табурета. - Все-то у Васьки не так, как у людей, даже дочку толком не воспитал. Нехай гуляет твой Митька, женю - обломаю, будет ишо гулять! А с Нюркой пусть Васька с Лушкой разбираются.

  - Не хочу, не пойду! Нюрке надует пузо и на ней женится!

  - С чего ты взяла, что он пузо ей надует?

  - Видела, - говорила Наташка, рыдая и закашливаясь от слез, - проследила за ними, все видела. Они как кобель с сучкой!

  - Тьфу! - плюнул Михаил и отошел от дочери, начисто забыв, что собирался оттаскать ее за черную косу, не со зла, а так, для порядку. - Другого жениха подыщем, нечего чужие объедки подбирать.

  - Не хочу другого, за Митьку хочу! - зарыдала Наташа с новой силой.

  - Так хочешь или не хочешь? - разозлился отец, и без того взвинченный. - Чтоб тебе провалиться! За кого скажу, за того и пойдешь! А теперь баста, заворачивай слезы, и чтобы тихо тут было.

   Наташа, послушно задавливая рыдания, зашлась в икоте. Анна топталась рядом, утирала дочери лицо ветхим полотенцем и с опаской оглядывалась на мужа, силясь рассмотреть в потемках его лицо: злится или не злится?

  - Мама, убью, - шептала Наташа и плакала уже беззвучно.

  - Кого убьешь, дочка? - шепотом спросила Анна.

  - Ее убью. Нюрку. Предательница! Убью ее. А Митьку не трону. Люблю его.

  - Господь с тобой, дочка, - ужаснулась мать, перекрестила ее в темноте и перекрестилась сама. - Батя вон брата родного в тюрьму посадить хочет, а ты и вовсе убивство задумала. Господь с вами!

  - А ну, цыц! - прикрикнул Михаил. - Раскудахтались, сущий курятник.

   К ночи думы о вероломном брате и такой же вероломной племяннице, о вороватом сыне, о свадьбе, которая может не состояться, на время отодвинулись. Михаил ворочал в голове мысль о дряхлом засыхающем тополе, растущем в лесу недалеко за поселком. Тополь, заскорузлый от старости, с каждым годом все ниже кренился над лесной речушкой, сбегающей по расщелине между сопками, такой узкой, что солнце туда почти не заглядывало. Распиленное на чурбаки дерево придется втаскивать на крутой склон, зато потом тропинка почти все время вела вниз до самого поселка. Вот и замыслил Михаил спилить на дрова этот тополь, пока та же мысль не пришла к кому-нибудь из соседей или тем паче к Ваське. Вспомнив о брате, Михаил сердито заерзал на табурете, привлекая настороженное внимание жены. 'Сдам паскуду, - вновь подумал он с ожесточенным наслаждением. - С утра возьму Петьку, свалю тополь, а потом схожу в милицию. Шороху бы там навести, что сына без меня наказали, так ведь не сунешься: власть! Раньше под Советской властью ходили - была милиция советской, а теперь власть колчаковская, и милиция тоже колчаковская, а люди всё те же, работают, как ни в чем не бывало'.

   Утром Михаил разбудил сына, и, пока тот зябко топтался во дворе, пошел в сарай за инструментами. Топора на месте не было. Михаил обыскал весь сарай, даже в курятнике пошарил, всполошив спящих на насесте кур, осмотрел и баню - нет топора! Удивился, забрал пилу, вышел во двор и рыкнул на сына:

  - Куда топор дел, шельмец?

  - Я не брал, батя! - вытаращил нагловатые глаза Петька. - Вот те крест, не брал.

  - А если выдеру?

  - Да не брал я, батя! На кой ляд он мне сдался?

  - Смотри у меня, паршивец, - пригрозил отец.

   Анна в коровнике доила коров, тоже топора не видела.