Поверженный тополь (СИ)

   Так и пошли в лес без топора: впереди батя с пилой, в старой шинели и стоптанных сапогах, следом мальчонка в куртке не по росту с подвернутыми рукавами, с неизменной ухмылочкой и в дырявых сапожищах, которые еще дед Адриан в свое время не сносил.

   Михаилу даже в голову не пришло, что топор могла взять дочь. Наташа опередила отца и брата. Убить соперницу она задумала сгоряча, когда подсмотрела тайное свидание, и за ночь она вовсе не остыла. Прислушавшись к любовному лепету, она выяснила, что Нюрка-разлучница ни свет ни заря собирается в лес за черемшой в надежде, что с ней пойдет и Митька. Парень отнекивался, опасался, что родители подловят, а влюбленной Нюрке было, кажется, все равно. Чуть свет Наташа утащила из сарая топор и, вытягивая сапоги из густой подсыхающей грязи, пробежала до избы, где жила семья дяди Васи. Ей удалось проследить путь сестры от самого дома до Митькиной избы и остаться незамеченной. Залаял цепной пес, тут подключились все окрестные собаки, и Нюрка поспешила отойти прочь, пока ее не заметили. Наташа подумала, что сейчас сестрица уйдет домой и убийство не состоится, но та, помявшись, пересекла поселок и углубилась в лес. Наташа, вынужденная сильно отстать от нее в поселке, испугалась, что потеряет ее в лесу, и побежала следом.

   И без пробежки сердце так и проламывалось сквозь ребра, воздуха не хватало, горло распирал тугой ком, челюсти сводило, топорище скользило в мокрой ладони. Издали Наташа видела, как подпрыгивает на Нюркиной спине жиденькая коса соломенного цвета, и из самого нутра тяжело поднималась вязкая горячая муть, желчью горчила на выдохе, стягивала кожу на лице, так, что обнажались зубы, застилала глаза красноватой пеленой. Может, было бы Наталье чуточку легче, если бы девчата не росли вместе. Сколько себя Наташа помнила, рядом всегда была Нюра, и это было так же естественно, как существовали на свете сопки, деревья, земля и небо, так же, как мать и отец, а потом и Петька. Сестры даже ругались между собой, сидя на скамеечке во дворе и тесно прижавшись друг к другу - потому что холодно, а вместе теплее.

   Было у сестер любимое местечко, где они шептались и секретничали - закуток в сарае Нюркиной семьи. Там, в сарае, и рассказывала Наташа Нюре о своей любви, потому что чувства так и рвались наружу, и хотелось говорить только о Митьке, какой он высокий и сильный, какие у него руки, и как он посмотрел на нее сегодня и как вчера. Не матери же о любви рассказывать, вдруг та ругаться будет! Нюра слушала сестрины откровения и широко раскрывала голубые глаза с розоватыми веками в светлых ресницах. В детстве Наташа завидовала светлым волосам и глазам, хотела себе такие же, но отец как-то раз за обедом всмотрелся в лицо дочери и довольным тоном произнес: 'В меня поперла, шельма! Ишь, глазища-то так и жгут! Красивая дочка у нас уродилась, а, Анют? А то на чертенка была похожа! Смотри у меня, а то высеку!' 'За что, батя?' - изумилась в испуге Наташа, судорожно роясь в памяти, чего такого могла наделать за полдня. 'Знаю, за что, - улыбнулся отец, и улыбка его была доброй. - За то, что красивая шибко, не то, что сестрица твоя любимая. Она супротив тебя что мышь, не видно ее'. Наталья, хоть и мечтала втайне о светлых волосах сестры, все же любила смотреться в мамино зеркальце. Нравились ей тонкие черные брови, маленький прямой нос и чуть выпяченные яркие губы. После отцовского замечания Наталье о Нюркиной тоненькой косе больше не мечталось, но все же хотелось бы иметь такую же белую кожу вместо своей, смуглой и гладкой, с едва уловимым синеватым отливом.