Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

Двоюродный брат наследника престола, второй советник министра Тайра Масаакира, был очень умён и знаменит как превосходный музыкант. Повеса он был известнейший: ни замужние женщины, ни принцессы, ни придворные дамы на могли не поддаться на его уговоры. И вот Масаакира стал подумывать о том, как бы ему послать письмо Атэмия. Он был в дружеских отношениях со стражником Императорского эскорта Ёридзуми и однажды, рассказав о своей страсти, попросил его отнести письмо сестре. Может быть, он и раньше посылал красавице письма, а на этот раз он написал вот что:

«Без устали на берег набегает

Речная рябь, а птицы,

Не ведая об этом,

Ведут с другими разговоры:

„Не вымокли ли крылья?”[228]

Как только подумаю об этом, мучусь ревностью».

Ёридзуми, придя домой, отозвал в сторону Атэмия и вручил ей письмо.

Она прочитала его совершенно равнодушно и заметила:

— Какое неприятное письмо ты мне принёс!

— Совсем оно не неприятное, — возразил брат. — Это от советника Тайра.

— Он мне не нравится, этот Тайра! — С этими словами девица встала и удалилась, но Ёридзуми успел сунуть ей письмо за пазуху.

* * *

Советник Санэтада опять завёл разговор с Хёэ о том, как он любит Атэмия.

— Принеси от неё хоть какой-нибудь ответ, пусть даже будет он обманчив, как сон! — упрашивал он.

Срезав очень красивую ветку вишни, всю усыпанную цветами, он написал стихотворение:

«О, если бы узнала ты

О моей тоске!

Пусть расскажет о ней

Ветер, несущий

Этой вишни цветы», —

и вместе с веткой вручил Хёэ:

— Передай это твоей госпоже.

Девушка была в нерешительности:

— Уж очень я боюсь! Если выяснится, что я ношу такие письма, меня втопчут в грязь.

— Что же в моём письме может навлечь на тебя грозу? — удивился Санэтада. — Но если ты боишься, передай хотя бы Цветы. Как бы я ни любил твою госпожу, по цветам этого не видно. Ты можешь быть спокойна.

— Цветы, пожалуй, я отнесу, но за ответ не ручаюсь.

Девушка отнесла ветку Атэмия и приложила к ней такую записку:

«Украдкой цветы

Принёс эти ветер

И тут же умчатся.

И вот я гадаю:

Для кого эта ветка?»

— А не написать ли что-нибудь в ответ? — начала Хёэ.

— Конечно, напиши, но кто это ухаживает за тобой? — спросила Атэмия.

Увидев, что из её уловки ничего не вышло, девушка сама написала письмо и отправилась к молодому человеку

— Показав ветку госпоже, я сказала: «Посмотрите, что я получила». — Атэмия же от ответа уклонилась и только засмеялась. Вот это вам написала прислуживающая ей дама.

— Ах вот как! — опечалился Санэтада. — Думаю, что это ты сама написала. Такие письма не редкость, всё равно что падающий снег[229].

— Никогда больше не соглашусь на такие неприглядные дела. Атэмия даже в шутку не отвечает на легкомысленные послания, — предупредила Хёэ.

— Прошу тебя передать твоей госпоже только одно письмо и добиться от неё хотя бы крошечного ответа. Никогда больше я не обращусь к тебе с подобной просьбой. Как хотел бы я! отдать ей душу, но она даже не подозревает, что я люблю её!

Придя домой, он взял серебряную курильницу хитори и поставил её в серебряную клетку, потом растолок ароматическое вещество из древесины аквилярии, просеял порошок через сито и смешал с золой. Когда молодой человек зажёг порошок от огня своих сокровенных дум[230], из курильницы показался дым. Скатав так называемые чёрные благовония, Санэтада написал:

«Не хочешь ты знать,

Как я в одиночестве мучусь.

Пусть дым благовонный,

Что из курильницы льётся,

Об этом расскажет[231].

Скоро этот дым превратится в целое облако». Он надписал письмо: «Госпоже Хёэ». Девушка показала всё это Атэмия, и та воскликнула:

— Какая красота!

— А что, если ответить на это? Иногда ведь можно и отвечать на письма, — сказала Хёэ.

— Не знаю я, как писать подобные ответы, — ответила Атэмия, — теперь придётся учиться.

Когда Хёэ вышла из покоев, Санэтада бросился к ней:

— Ты никогда не научишься быть немного порасторопнее!

— Я показала госпоже ваше письмо и, как бы в шутку, посоветовала ответить, но она только засмеялась. После этого я уже рта не открывала, — рассказала служанка.

Дома Санэтада выбрал очень красивую лакированную шкатулку с росписью, положил в неё узорчатого шёлка, отнёс Хёэ и сказал:

— <…>

— Вы так считаете, но только я заговариваю о ваших намерениях с Атэмия, она сразу становится неприступной, переводит разговор на другое, всячески увиливает от ответа, поэтому я ей ничего такого говорить не стану, — ответила она.

— Почему же так? Разве не женаты на её сёстрах мои старшие братья, Санэмаса и Санэёри? Почему же она должна презирать меня? Не потому ли, что я позже них родился на свет? Разве можно знать, кого какое ждёт будущее?