Повесть о двух городах

Neither were they connected with fear: he was conscious of no fear.	Они были вызваны не страхом; он не чувствовал страха.
Rather, they originated in a strange besetting desire to know what to do when the time came; a desire gigantically disproportionate to the few swift moments to which it referred; a wondering that was more like the wondering of some other spirit within his, than his own.	Скорее они возникали из острого, мучительного желания узнать заранее, как надо держать себя, когда наступит эта минута. И это непреодолимое желание чудовищно не соответствовало тем кратким секундам, за которые все должно было совершиться. В этом болезненном любопытстве было что-то навязчивое, точно какой-то демон обуял его и он никак не мог от него отделаться.
The hours went on as he walked to and fro, and the clocks struck the numbers he would never hear again.	Он ходил из угла в угол по камере, и тюремные часы отбивали время числом ударов, которое для него больше уже никогда не повторится.
Nine gone for ever, ten gone for ever, eleven gone for ever, twelve coming on to pass away.	Вот последний раз пробило девять, десять - вот уже и одиннадцать бьет, - последний раз; скоро и двенадцать пробьет, - последний раз.
After a hard contest with that eccentric action of thought which had last perplexed him, he had got the better of it.	Он все старался отогнать от себя назойливо преследующие его мысли, и, наконец, ему это удалось.
He walked up and down, softly repeating their names to himself.	Он прохаживался взад и вперед по камере и тихо повторял про себя дорогие имена.
The worst of the strife was over.	На душе у него было спокойно, борьба кончилась.
He could walk up and down, free from distracting fancies, praying for himself and for them.	Его перестали мучить навязчивые виденья. Он мог ходить взад и вперед и молиться за себя и за близких.
Twelve gone for ever.	Пробило двенадцать - последний раз.
He had been apprised that the final hour was Three, and he knew he would be summoned some time earlier, inasmuch as the tumbrils jolted heavily and slowly through the streets.	Он знал, что казнь назначена на три часа. Вероятно, за ним придут несколько раньше - ведь эти перегруженные телеги так медленно двигаются по улицам.
Therefore, he resolved to keep Two before his mind, as the hour, and so to strengthen himself in the interval that he might be able, after that time, to strengthen others.	Он решил, что ему следует быть наготове к двум часам и до тех пор стараться сохранить бодрость, чтобы найти в себе силы поддержать и подбодрить других.
Walking regularly to and fro with his arms folded on his breast, a very different man from the prisoner, who had walked to and fro at La Force, he heard One struck away from him, without surprise.	Скрестив руки на груди, он шагал из угла в угол -как он был теперь непохож на того жалкого узника, метавшегося по камере в Лафорсе.
The hour had measured like most other hours. Devoutly thankful to Heaven for his recovered self-possession, he thought, "There is but another now," and turned to walk again.	Он слышал, как пробило час, и спокойно, без тени волнения, отметил про себя, что время идет, как всегда, ни скорее, ни медленнее, и, поблагодарив бога за свое спокойствие и самообладание, подумал - остается еще час, - и снова зашагал взад и вперед.
Footsteps in the stone passage outside the door.	Шаги в коридоре по каменным плитам.
He stopped.	Кто-то остановился у его двери.
The key was put in the lock, and turned.	Ключ повернулся, щелкнул замок.