Повесть о двух городах

The entrance of the Judge, and a consequent great stir and settling down in the court, stopped the dialogue.	Появление судьи, движение и суета в зале прекратили этот разговор.
Presently, the dock became the central point of interest. Two gaolers, who had been standing there, went out, and the prisoner was brought in, and put to the bar.	Глаза всех присутствующих устремились на скамью подсудимых; двое часовых, которые стояли возле нее, вышли и сейчас же ввели за барьер подсудимого.
Everybody present, except the one wigged gentleman who looked at the ceiling, stared at him.	Все так и уставились на него, за исключением джентльмена в парике, который продолжал внимательно разглядывать потолок.
All the human breath in the place, rolled at him, like a sea, or a wind, or a fire.	Все дыхание этой массы людей, набившихся в зале, бурно устремилось к нему, словно волны морские, словно ветер, словно языки пламени.
Eager faces strained round pillars and corners, to get a sight of him; spectators in back rows stood up, not to miss a hair of him; people on the floor of the court, laid their hands on the shoulders of the people before them, to help themselves, at anybody's cost, to a view of him-stood a-tiptoe, got upon ledges, stood upon next to nothing, to see every inch of him.	Жадные лица тянулись из-за колонн, из ниш, зрители, сидевшие в задних рядах, вскакивали с мест, люди толпились в проходах, опирались на плечи впереди стоящих, становились на цыпочки, подымались на выступы плинтусов, чуть ли не на воздух, и все только для того, чтобы посмотреть па него, разглядеть его, не упустить чего-нибудь.
Conspicuous among these latter, like an animated bit of the spiked wall of Newgate, Jerry stood: aiming at the prisoner the beery breath of a whet he had taken as he came along, and discharging it to mingle with the waves of other beer, and gin, and tea, and coffee, and what not, that flowed at him, and already broke upon the great windows behind him in an impure mist and rain.	Среди этих толпившихся в проходах людей особенно выделялся Джерри: голова его, словно оживший кусок ощетинившейся остриями Ньюгетской стены, двигалась из стороны в сторону; от него разило пивом, которого он успел хлебнуть по дороге сюда, и его дыхание, смешиваясь со всеми другими дыханиями, пропитанными пивом, джином, чаем, кофе и еще невесть чем, обдавало узника словно полны прибоя, которые, разбиваясь позади него о высокие окна, растекались по стеклу мутными грязными ручьями.
The object of all this staring and blaring, was a young man of about five-and-twenty, well-grown and well-looking, with a sunburnt cheek and a dark eye.	Предметом этого любопытства и глазенья был молодой человек лет двадцати пяти, высокого роста, приятной наружности, загорелый, темноглазый.
His condition was that of a young gentleman.	По виду это был человек благородного происхождения.
He was plainly dressed in black, or very dark grey, and his hair, which was long and dark, was gathered in a ribbon at the back of his neck; more to be out of his way than for ornament.	На нем был простой черный или очень темный серый костюм, а довольно длинные темные волосы были стянуты сзади лентой, не столько из щегольства, сколько для удобства.
As an emotion of the mind will express itself through any covering of the body, so the paleness which his situation engendered came through the brown upon his cheek, showing the soul to be stronger than the sun.	Как всякое душевное движение выдает себя, прорываясь сквозь телесную оболочку, так вызванная естественным волнением бледность сквозила сквозь загар на его лице, доказывая, что чувства его сильнее солнца.
He was otherwise quite self-possessed, bowed to the Judge, and stood quiet.	Впрочем, он вполне владел собой, спокойно поклонился судье и встал у барьера.