Повесть о Ферме-На-Холме

— Да-да, профессор, мы знаем, — согласился Плут, изо всех сил стараясь не обидеть филина: профессор Галилео Ньютон был крупной птицей с острым как бритва клювом и мощными когтями. Все кролики и мыши в ужасе разбегались при виде тени от широких крыльев профессора, его боялся даже хорек Фриц, хотя и старался не подать виду и скрыть свой страх за беззаботной усмешкой. — Видите ли, сэр, у нас тут весьма важное дело, — продолжал Плут. — Мы направляемся в сорейскую школу, чтобы найти пропавшие деньги.

— Пропавшие деньги? — переспросил профессор, недовольно разглядывая Плута. Он был крайне раздражен тем, что не ему первому стало известно о случившемся в округе. — У-у-у кого пропали деньги?

— Табиса, — попросил Плут, чувствуя, что находится на грани нервного срыва, — лучше ты расскажи.

Табиса Дергунья была прекрасной рассказчицей: ее мастерство заставило профессора проникнуться к услышанной истории величайшим интересом. Больше того, он был уязвлен до глубины души, ибо не раз имел возможность наблюдать, как Джереми Кросфилд в сумерках трудолюбиво и безропотно загоняет в хлев овец своей тетушки. Галилео Ньютон считал Джереми весьма благоразумным и почтительным юношей.

— Я отправляюсь с вами, — объявил он. — Если и есть в мире нечто, вызывающее у меня большее отвращение, чем дерзость, так это отсутствие чести и совести. Я категорически не одобряю людей, которые выдвигают обвинения без достаточных на то оснований. А о Джереми Кросфилде могу сказать лишь одно: он славный парень.

С этими словами он хлопнул широченными крыльями, с шипящим звуком вознесся в темное небо, и черная его тень грозно повисла меж луной и землей.

Обе кошки и песик помчались через луг, пересекли дорогу и по крутому склону устремились вверх. Здание сорейской школы одиноко и печально стояло в неверном лунном свете на вершине холма за невысокой каменной оградой. Казалось, ему так не хватает веселых детских игр и задорного смеха.

— Как мы туда войдем? — спросила Табиса, когда они остановились под деревьями вблизи школы. — Все двери заперты.

— Какой-нибудь способ наверняка существует, — сказал Плут, озабоченно отметив про себя, что профессор опустился на ветку соседнего вяза и не сводит с них глаз. — Доверимся нашим носам.

И доверились. Они обошли вокруг дома и обнаружили небольшую пристройку — подсобное помещение для учителей, где мисс Краббе и мисс Нэш могли оставить пальто и шляпы и приготовить себе чай на газовой плитке. На уровне земли в том углу, где это крошечное помещение соприкасалось с оградой, они обнаружили круглое отверстие и проход — узкий, но все же пригодный для того, чтобы в него могли по очереди протиснуться Табиса, Пышка и Плут. Проползая, Плут сморщил нос — он учуял очень сильный и очень неприятный запах: омерзительный, тошнотворный, проникающий во все поры запах крыс.

Выйдя из прохода, они оказались в дальнем углу темной кладовки. Собаки не отличаются способностью видеть в темноте, зато кошки в этом преуспели. Пышка и Табиса без видимых затруднений провели Плута мимо кип старых газет и журналов, наваленных как попало пустых ящиков, куч сломанных зонтов и непарных резиновых сапог. Затем они оказались в школьном вестибюле, откуда можно было войти в две комнаты — большую и поменьше.

— Начнем с маленькой, — предложила Табиса.

Судя по неуклюжим рисункам, развешанным по стенам, это был подготовительный класс мисс Нэш, где детишки пяти, шести и семи лет учились читать, писать и спокойно сидеть на уроках. В помещении было одно окно, и в полутемном классе Плут различил ровный ряд пустых деревянных парт с откинутыми сиденьями. Он удовлетворенно отметил про себя, что среди рисунков оказалось несколько красочных изображений собак и только одно — кошки.

— Ну, Плут, — требовательным тоном сказала Табиса. — Есть тут деньги?

— Не торопи меня, — проворчал Плут. — Я не волшебник, в конце концов. Такая работа требует навыка и сосредоточения.