Повесть о горячем сердце

– Мешочек для обуви тебе в школу, – соврала бабушка. Потому что мешочек был явно не для обуви: обувь туда ни за что не поместилась бы, даже детская. Я села рядом с бабушкой, но бабушка попросила меня идти и учить наизусть стихотворение, заданное Анной Генриховной к завтрашнему дню.

Я взяла учебник, села за стол, но бабушка почему-то притягивала мой взгляд. Потом она пошла на кухню и вернулась с наполненным чем-то мешочком, завязанным резинкой от волос, чтобы содержимое не высыпалось или не вывалилось из него. Что это была соль, я поняла, когда пошла на кухню пить чай: она была рассыпана на столе. Аккуратная бабушка забыла её убрать. Видимо, волновалась.

– Бабушка, а зачем ты соль в мешочек насыпала?

– Это от тараканов, душа моя.

– А разве у нас есть тараканы?

– У соседей уже появились. Чтобы к нам не забрели, нужна соль.

Объяснение было довольно неубедительным: я уже поняла, что это не был мешочек для обуви. Тогда зачем бабушке понадобилось мне врать?

Ночью, когда все легли спать, я услышала скрип двери. Потихоньку я вышла из своей комнаты и увидела бабушку с тем же мешочком.

«Нашла время травить тараканов», – подумала я и прислушалась. Бабушка была увлечена своим делом и не замечала моего присутствия. Она положила мешочек на подоконник, развернула какую-то бумажку и стала тихо читать: «Не стать ангелу чёртом, не ползать орлу, не летать змее, не быть Борису с Елизаветой. Просыпаю я соль, воздвигаю стену. Быть по-моему!»

Я всё сразу поняла: и про Агапью, и про мешочек, и про бабушку…

Глава третья Как я спасла семью

Под разливы деревенского оркестра
Увивался ветерок за фатой.
Был жених серьёзным очень, а невеста
Ослепительно была молодой…

Молодая была на самом деле красива. В белом платье, без фаты, с чуть подкрашенными глазами, Лиза выглядела очень счастливой. Все сели за стол. Из детей были только мы с Сашкой Макаровым. Когда обсуждался список гостей, я предложила свою единственную кандидатуру в письменном виде. На записке было написано карандашом: «Дорогой папа. Я предлагаю кандидатуру Сашки Макарова в качестве гостя. Он много не ест и совсем не пьёт».

Папа зачитал моё предложение и спросил:

– Кто за то, чтобы друг Маши, пионер Александр Макаров, присутствовал на нашей свадьбе?

Бабушка, папа и я подняли руки. Лиза сидела как вкопанная.

– Я против, – произнесла она. – Ваш пионер чуть меня в тюрьму не посадил.

– Это была ошибка, тётя Лиза. И Сашка извинился.

– Справедливо, – сказала бабушка. – Раз человек извинился, ему должно быть прощено прегрешение.

– Справедливо, – подтвердил папа. – И потом, трое против одного. Не единогласно, но принято. Передай приглашение своему другу Александру Макарову.

Итак, Сашка пришёл на свадьбу к моему папе. Он ужасно переживал за то, что со мной случилось в школе, и даже сказал мне, когда пришёл:

– Машка, зачем ты связываешься с Генриховной? Ну все же знают, что она дура, но разве ей хоть кто-то об этом говорит?

– Сашка, вы трусы, поэтому молчите, – сказала я и, подумав, добавила: – Сцыте вы все.

– Чего? – ошарашенно посмотрел на меня Сашка. Я никогда не говорила таких слов. Бабушка просто убила бы меня. А папа объявил бы бойкот мне, уже убитой бабушкой. Но однажды я слышала, как дядя Коля сказал папе: «Сцышь ты, Семёныч. Тебя мордой об стол ударили, твоё изобретение этот гад присвоил, а ты, сцыкло, даже возразить побоялся».

И сейчас я ввернула запомнившееся словцо, потому что оно как нельзя лучше подходило моим одноклассникам.

– Она же тебя бьёт, Сашка! А ты почему терпишь?

– Ну бьёт, так и что? Да и разве это бьёт? Вот папаша мой бьёт – так бьёт. А это так, семечки. Но всё равно ты молодец, Машка. Я тебя уважаю. Хоть ты и дура.

В этот момент нас пригласили к столу, и, когда мы все сели, тётя Света закричала «горько». В кино я много раз видела, как на свадьбе кричат «горько», но живьём услышала это впервые.

– Машка, они чего, целоваться сейчас будут? – спросил Сашка.

– Ну да, – сказала я, – и что тут такого?

– Да ничего. Это я так спросил.

Папа с Айзой встали и быстро, немного смущаясь, поцеловались.

«Это я спасла их брак», – подумала я.

Дело в том, что, когда бабушка легла спать, я тихонько пробралась на кухню и открыла банку, в которой лежал мешок с заговорённой солью. На небе висела круглая-прекруглая луна, и вся кухня была залита лунным светом. Я тихонько достала мешочек с солью, сняла с него резинку и, высыпав соль в раковину, открыла кран. В этот момент на кухне вспыхнул свет, и я увидела папу.

– Что ты тут делаешь, Тыковка? – спросил он меня.

– Пить хочу, папочка, – соврала я отцу. Не могла же я сказать ему, что именно в этот момент я спасаю папину свадьбу.

– А, – сказал папа и зевнул. – Попила? Иди спать, родная.

Папа взял меня за руку, выключил свет и уложил в кровать.