Мешочек был у меня в другой руке, и я ничего не могла предпринять, чтобы насыпать в него соль. «Что будет, что будет?» – с ужасом думала я, представляя, как утром бабушка хватится мешочка, а его и след простыл. И тогда она перепрячет мешочек в другое место, и я больше никогда не найду его. Папа поцеловал меня, укрыл одеялом и ушёл, закрыв дверь. Я лежала довольно долго, потом тихонько встала и на цыпочках пошла на кухню.
Достав коробку с обычной, «не испорченной» бабушкиным заговором, солью, я, как могла, насыпала её в мешочек. Потом завязала мешочек той же резинкой и положила в ту же банку, откуда взяла. И как только я закончила свою работу, на кухне опять зажёгся свет. Это была бабушка. Она подозрительно посмотрела на меня и спросила:
– Что ты тут делаешь, душа моя?
– Пью, бабушка.
– Попила? Иди спать, Машенька.
Бабушка выключила свет и отвела меня в комнату. Поцеловав меня и подоткнув одеяло, она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Утром, когда мы сели завтракать, папа спросил бабушку:
– Варвара Степановна! Никак вы влюбились? Яичница такая солёная!
– И правда солёная, Варвара Степановна, – сказала Лиза.
Чтобы реабилитировать бабушку, я возразила:
– И ничего она не солёная! А очень даже вкусная!
И я быстро стала жевать пересоленную яичницу и нахваливать её:
– Ах, как вкусно, бабушка! Никогда таких вкусных яиц не ела!
Бабушка сидела вся какая-то потерянная, а её щёки полыхали огнём. «Ей стыдно», – подумала я, но ничего не сказала.
Придя домой, я застала бабушку на кухне в расстроенных чувствах. Она чуть не плакала.
– Бабушка, что случилось? – спросила я её.
– Ничего, Машенька. Я чуть было не совершила преступление.
– Как это, бабушка?
– А вот так, душа моя.
– А ты раскаялась, бабушка?
– Да, Машенька, раскаялась.
– Но ты же сама говорила, что если человек искренне раскаивается, то он как будто и не совершал ничего. Так что не переживай, бабушка.
Бабушка крепко прижала меня к себе, и мы с ней стояли, обнявшись, долго-долго. Так долго, что у меня заболели спина и шея. Но я боялась пошевелиться. Мне казалось, что стоит мне только нарушить наше молчание, и бабушкино раскаяние рассеется как туман.
Потом бабушка отпустила меня, посмотрела мне в глаза и спросила:
– Ты всё знала?
– Да, – сказала я. – Но я высыпала ту, плохую, соль. А вместо неё насыпала хорошую. Тогда, ночью.
– Спасибо, душа моя! Ты стала совсем взрослой девочкой, и мудрой, и очень красивой. Ты так похожа на свою маму!
И бабушка заплакала… Наверное, второй раз в жизни…
Глава четвёртая
Папа
На папиной свадьбе я впервые попробовала шампанское. «Советское» – так оно называлось, и, чтобы достать это шампанское на свадьбу, папе пришлось напрячь все свои связи. Нам с Сашкой, как взрослым, налили капельку этого «божественного» напитка. Так сказала мама невесты, Фаина Абрамовна.
«Деточка, ты можешь называть меня баба Фаня», – сказала она мне при знакомстве накануне свадьбы и поцеловала в лоб.
Бабушка Варя при этом поморщилась и сказала: «Фаина Абрамовна, в лоб у нас целуют только покойников».
«А у нас всех и всюду!» – гордо сказала баба Фаня.
Что в шампанском было божественного, я так и не поняла: зашипело в носу, стало очень щекотно, и я начала чихать. За мной зачихал Сашка. Взрослые стали смеяться, а папа сказал, что ничего смешного в этом нет, и вывел нас на кухню. Мы высморкались, прочихались и благополучно вернулись в комнату.
И тут к столу вышла бабушка. Все замолчали и уставились на неё, как будто это была не бабушка Варя, а какое-то привидение. Она была в белом кружевном платье и белых туфлях. До этого бабушка не выходила из своей комнаты, и я, заглянув к ней, увидела маленькую старушку, сидевшую на кровати и пересматривавшую мамины фотографии. Всей своей детской душой я понимала, как ей больно, ведь это не её дочь должна выйти к гостям в свадебном платье с маленьким букетом цветов. Это не её дочери будут кричать «горько». Я тоже была не в восторге от папиного выбора, но разве у нас с бабушкой был выход?
– Бабушка, ты идёшь? – тихонько спросила я.
– Иду, душа моя. Скоро выйду. Иди к гостям, Мария.
Я вышла к гостям и тихонько устроилась на диване рядом с Сашкой.
К началу застолья бабушка так и не появилась. «И хорошо, – подумала я. – Зачем люди должны видеть горе моей бабушки?» Но, видимо, я совсем не знала свою бабушку.