– Вы уверены, господин Плунецки? Спешу вам напомнить, что степень ипостаси мы можем проверить в любой момент.
– Двадцать первая у меня степень! – с раздражением крикнул кукловод, чем заставил зашевелиться желтых плащей у выхода.
– Хорошо, – ответил ему Харш, сохраняя деликатность тона. – На правах уполномоченного лица я могу вызвать инспектора по ипостасям, и если ваша степень действительно двадцать первая, то вам не стоит беспокоиться…
Олли Плунецки вдруг обмяк, разлился по креслу подобно согретому желе и закрыл руками лицо.
– Ладно-ладно. Тринадцатая у меня степень.
Холеный тон его голоса сменился противной фамильярностью.
Продолжая сидеть рядом с кукловодом, Ирвелин огляделась вокруг. Все желтые плащи смотрели на допрашиваемого с сильным потрясением. Чват Алливут перестал печатать; его рука зависла над печатной машинкой, а курчавая голова обратилась к обмякшему Олли. Харш, взяв свои эмоции под контроль, заговорил:
– Господин Плунецки, но ваши изобретения…
– Слишком хороши для кукловода с тринадцатой степенью? – закончил за Харша кукловод и посмотрел на него с вызовом. – Большинство моих изобретений делал не я. Такой ответ вас удовлетворит, детектив?
– Допустим. – На браваду кукловода Харш отреагировал с завидным спокойствием. – Значит, куклу по имени Серо тоже конструировали не вы?
– Нет, не я, – признался Олли с обидой, словно все вокруг были виноваты в том, что его обличили во лжи. – Два года назад я нанял на работу подмастерье.
– И ту куклу конструировал именно он?
– Да. Я дал подмастерью указания создать куклу, которая будет служить мне помощником в торговом зале. Спрос на мои изобретения резко вырос, я нуждался в помощи с упаковкой, а платить лишние деньги какому-нибудь ленивому упырю я не собирался. Подмастерье и так выходил мне в копеечку.
– Господин Плунецки, учитывая… кхм… некое изменение обстоятельств, вы не хотели бы что-нибудь добавить о днях, когда были в заложниках?
Прежде чем ответить, Олли долго смотрел на Ида Харша. Белки его глаз порозовели. Казалось, через этот исступленный взгляд он посылал в детектива все известные ему проклятия. Ирвелин оставалось лишь восхититься умением Харша вести допрос, его умением считывать недомолвки и ложь, а следом – сбить допрашиваемого с ног, задав вопрос до неприличия точный и своевременный.
И Олли сдался.
– В первый же день заточения они притащили на чердак игрушечного клоуна, безобразного до ужаса. Сказали, чтобы я применил к этому клоуну частичное оживление. Я посмеялся им в лицо, сказал, что они перечитали сказок…
– Посмеялись в лицо? Вы видели лица остальных? – уточнила женщина-офицер.
– Да нет же, это образное выражение такое, – рявкнул Олли. – Не видел я лица остальных. Только того рослого штурвала видел и второго, эфемера, их я уже вам описывал. Разговаривали они со мной через окно для передач, через него же просунули клоуна. Поскольку оживлять игрушку я отказался – право, даже звучит смешно! – они приказали мне воздействовать на клоуна даром кукловода настолько, насколько я способен воздействовать. Мне пришлось послушаться, жить-то хотелось.
– И что вы сделали с клоуном?
Заерзав в кресле, Плунецки немного поразмышлял про себя. Прикидывал, наверное, вранье какого масштаба полиция сможет проглотить.
– Привил ему способность ходить, передвигать набитыми ватой ногами, – произнес по итогу он. – Еще моргать пытался его научить, так как у клоуна были вставлены верхние веки, но у меня не вышло. Паршивая оказалась игрушка, качество материалов никуда не годится…
– Забрав клоуна, похитители поняли, что вы не тот кукловод, который создал куклу-шута, – вслух сделал вывод Харш, вышагивая вдоль бюро. Олли, вопреки сказанному, изобразил самодовольство. – Как зовут вашего подмастерье, господин Плунецки?
– А зачем вам знать? Это мои сугубо личные дела, знаете ли. Это бизнес. И вести его я имею право так, как считаю нужным. Я выплачиваю своему работнику достойную плату. Более чем достойную. Ха, да наглый подмастерье получал порой больше меня! И его имя к вашему расследованию отношения не имеет.
– Вы рассказывали о своем подмастерье похитителям?
Кукловод с неохотой кивнул. Харш повернулся к окну и какое-то время не двигался. Когда он вновь заговорил, голос его подвел. Детектив был расстроен.
– В таком случае боюсь, что ваш подмастерье находится в опасности. Как его имя?
– А с чего вы взяли, что это – он?
Подмастерье Олли Плунецки звали Эдея. Полного имени кукловод не знал, незачем ему было захламлять свой драгоценный разум всякой ерундой. Жила Эдея во внутреннем дворике, в небольшой лачуге прямо за лавкой Олли. Девушка была одинокой и имела поразительные таланты в ремесле кукловода.
– Мне всегда казалось, что она, знаете, немного с приветом, – говорил Олли. – Бывало, она круглые сутки молчала и работала, работала… И работала с таким усердием, словно ничего в этом мире больше не существовало, кроме ее стекла и фарфора.
– И что же в этом странного? – спросил Харш, но Олли ему не ответил, а только старательно поглаживал свои усы.