Повесть о Морфи

И странный посетитель ушёл, даже не попрощавшись с Эджем. Очевидно, он увидел всё, что хотел увидеть.

В конце октября пришло письмо из Бреславля от Адольфа Андерсена. Андерсен писал, что кафедра математики Бреславльской государственной гимназии не имеет никакой возможности предоставить ему отпуск посреди учебного года.

Единственное, что он постарается сделать, — это приехать в Париж на рождественские каникулы, приехать специально ради того, чтобы повидаться со знаменитым молодым американцем.

— Очень жаль! — разочарованно сказал Пол. — К рождеству я уже буду на пути домой… Досадно, что не пришлось сыграть с Адольфом Андерсеном, я высоко ценю его удивительную игру!

— Вы не уедете, мистер Морфи, а будете играть с Андерсеном на рождество! — вдруг грубо сказал Эдж.

— Не вы ли помешаете мне уехать? — насмешливо спросил его Пол.

— Нет, не я. Вы сами себе этого не позволите. Без победы над Андерсеном список ваших европейских побед будет неполон. Андерсен играет сейчас значительно сильнее Стаунтона, и вы отлично это знаете. Европа не позволит вам уехать!

— Значит, придётся мне переупрямить Европу!

— Браво! — сказал Эдж. — Желаю вам успеха!

И Эдж тут же засел за работу, которую держал в секрете. Никому не сказав ни слова, он направил письма во все ведущие клубы Англии и континента. Он просил клубы вмешаться и не дать исчезнуть такой редчайшей возможности, как возможность матча Морфи — Андерсен.

«Встреча Пола Морфи с Адольфом Андерсеном должна сказочно обогатить шахматную сокровищницу!» — писал Эдж.

И клубы поддержали его. Через неделю ответные письма посыпались дождём. Писали Амстердам и Лейпциг, Брюссель и Рим, Бреславль и Берлин, Стокгольм и Санкт-Петербург.

Из лондонского Сент-Джордж-клуба прибыла петиция, подписанная множеством лиц.

Все в один голос просили Пола Морфи остаться на зиму в Европе. Сам Андерсен прислал длинное письмо — и Пол не устоял перед просьбой немецкого чемпиона.

В запасе у Эджа оставался ещё один «медицинский козырь»: лечивший Пола врач полагал, что состояние его здоровья не таково, чтобы пересекать Атлантику зимой. Врач написал соответствующую справку, и Эдж аккуратно отправил её в Новый Орлеан.

Дело было сделано. Пол остался в Европе.

Встретив на улице Гаррвитца, Эдж сказал ему как только мог ласково:

— Мистер Гаррвитц, вы, конечно, будете счастливы: мистер Морфи решил провести в Париже ещё несколько месяцев.

Гаррвитц ответил довольно грубо:

— Значит, мистер Морфи — не человек слова!

В бульварных газетах, где Гаррвитц был своим человеком, вскоре появилась такая заметка:

«Знаменитый мистер Морфи уступил настояниям своего друга маэстро Д. Гаррвитца и окончательно согласился остаться в Париже до весны».

Прочитав эту заметку, Пол хохотал как безумный.

Ещё раньше, в октябре 1858 года, Пол вынужден был вернуться к неприятным мыслям о Говарде Стаунтоне и предстоящим столкновениям с ним. Ему хотелось бы пойти по линии наименьшего сопротивления и дать Стаунтону возможность ускользнуть от игры, раз он столь страстно ищет такую возможность. Но это было невозможно — слишком многое знаменовал собой для Пола матч со Стаунтоном, слишком многое было в него вложено, с ним неразрывно связано…

Бросить мысль о матче с рыжим англичанином было равносильно тому, чтобы признать себя побеждённым, равносильно тому, чтобы уехать из Европы, не сделав в ней самого главного.

Правда, Стаунтон обещал публично, при свидетелях, что он будет играть матч в ноябре. Но откуда же проскальзывали тогда в лондонской печати эти неожиданные «опровержения», «сомнения» и «возражения»?

Почему партии Пола печатались в «Иллюстрэйтед Лондон ньюс» в искажённом виде, с односторонними и недобросовестными примечаниями? Всё это настораживало, и Пол решил действовать.

К тому же неугомонный Эдж зудел над ним, как комар, призывая «писать, писать и писать».

Сидя как-то вечером в кафе «Де ля Режанс», Пол удалился в меньшую комнату и потребовал бумагу, перо и чернила.

Эдж немедленно прилип к нему, они просидели вдвоём довольно долго.

Наутро за подписью мистера Пола Морфи, эсквайра, было отправлено два важных письма.

В первом, адресованном лично Стаунтону, давалась отповедь подписанным и неподписанным газетным сплетням. Копии этого письма были разосланы также в редакции газет «Иллюстрэйтед Лондон ньюс», «Белль'с лайф ин Лондон», «Эра», «Филд» и «Сандей таймс».

Второе письмо адресовалось Т. Гэмптону, эсквайру, секретарю Сент-Джорджского шахматного клуба.