«Сэр!
Разрешите почтительно известить Вас, что новоорлеанский шахматный клуб внёс 500 (пятьсот) фунтов стерлингов в банкирскую контору гг. Гейвуд и К° в Лондоне.
Эта сумма является моей долей ставки в предстоящем моём матче с м-ром Г. Стаунтоном.
Я сочту большой честью, если Сент-Джордж-клуб окажет мне любезность и назначит для меня двоих секундантов на этом соревновании из числа своих членов. Избранным клубом джентльменам я вверяю право вести предварительные переговоры от моего имени.
Разрешите просить Вас ознакомить членов клуба с этим моим посланием и удостоить меня скорого ответа.
Имею честь оставаться, сэр, Вашим покорным и послушным слугой
Париж, кафе «Де ля Режанс», 8 октября 1858 года»
Недели две ответа не было. Затем Стаунтон опубликовал в своей газете миролюбивое по форме письмо, суть которого сводилась к следующему.
Мистер Стаунтон давно не играл в шахматы, и его сегодняшняя форма сомнительна. Вызов м-ра Морфи был им принят лишь условно, и литературные занятия м-ра Стаунтона принятию вызова отнюдь не благоприятствуют. Оторваться от работы сейчас для м-ра Стаунтона — значит, потерять тысячи и тысячи фунтов. М-р Стаунтон лишь дожидался конца матча Морфи — Гаррвитц, чтобы сообщить м-ру Морфи о том, что играть в ближайшее время он не имеет возможности. Впрочем, — говорилось в постскриптуме, — если м-ру Морфи доведётся ещё раз быть гостем м-ра Стаунтона, м-р Стаунтон с удовольствием сыграет с м-ром Морфи несколько лёгких, неофициальных партий «без каких-либо условий и церемоний».
Но этим мистер Стаунтон, шекспиролог, не ограничился.
XV
В середине октября в богатой и влиятельной газете «Иллюстрэйтед Лондон ньюс» было напечатано пространное письмо на имя издателя газеты, подписанное загадочными инициалами «М. А.». Утверждая, что пишет он из Тринити-колледжа в Кэмбридже, этот анонимный корреспондент возмущался тем, что некоторые «безответственные круги» позволяют себе говорить и писать, что м-р Стаунтон якобы уклоняется от встречи с Полом Морфи за доской. В послании М. А. с редкой аккуратностью перечислялись все мельчайшие заслуги Стаунтона за все годы его шахматной деятельности; расхваливалось его джентльменское поведение в турнирах и матчах пятнадцатилетней давности; наконец звучала жалобная иеремиада о непосильной загруженности м-ра Стаунтона, ставящей под угрозу его уникальный мозг.
«Шансы неравны! — воскликнул М. А. — Мы не можем позволить м-ру Стаунтону рисковать национальной спортивной честью Британии!»
Поистине рыцарский характер м-ра Стаунтона и его бесстрашие в борьбе очаровали М. А.!
«Было бы несправедливо заставлять м-ра Стаунтона в его положении играть с каждым молодым джентльменом, которому больше нечего делать и который позавидовал лаврам м-ра Стаунтона…»
Словом, «если у м-ра Стаунтона самого не хватит мужества решительно сказать американцу «нет!», то это за него обязаны сделать его друзья!»
Обширный постскриптум мимоходом обвинял американского претендента в лживости, коварстве и стремлении прикинуться бедным сироткой.
Когда эта статья была прочитана в отеле «Бретейль», наступило долгое молчание.
— Стаунтон защищает Стаунтона! — сердито хрюкнул Эдж. Он получил классическое образование и охотно цитировал древних.
— Вы думаете, это писал он сам?
— А кто же ещё? Письмо напечатано
— Заслуги Стаунтона перечислены с большой любовью! — усмехнулся Пол.
— А как же иначе?.. Но это ещё не всё, мистер Морфи, есть ещё нечто гораздо худшее…
И Эдж показал Полу заметку в виде письма на имя издателя лондонской газеты «Белль'с лайф».