Тайком от товарищей Василий берет частные уроки по русскому языку, физике, алгебре. Каждую свободную минуту он читает учебники, с которыми никогда не расстается. Такая настойчивость дала хорошие результаты: Молоков настолько успешно окончил школу, что был оставлен при ней инструктором. Его это вполне устраивало, потому что хотелось побольше летать. Машин тогда не хватало, инструкторы же часто поднимаются в воздух.
Инструктор из Молокова вышел отличный. На редкость спокойный, уравновешенный, он никогда не ругал своих подопечных, а добивался, чтобы каждый сам замечал свои ошибки и исправлял недостатки. Достаточно сказать, что из семи первых Героев Советского Союза трое — Леваневский, Ляпидевский и Доронин — ученики Василия Сергеевича Молокова. Он учил их, как и всех своих воздушных питомцев, не просто уметь летать, а летать легко и четко, «не волновать» машину грубыми, тяжелыми движениями, а обращаться с ней осторожно и мягко. Инструктор требовал от учлетов хорошего знания материальной части. «Машину нужно знать, как самого себя, — говорил он и советовал: — Копайся побольше в нутре машины, ближе познаешь ее, и она тебя не подведет!»
В 1927 году В. С. Молокова послали учиться в Военно-воздушную академию имени Жуковского, на курсы усовершенствования командного состава. Уехал он в Москву командиром звена, вернулся в Севастополь командиром отряда.
Но вскоре Молокову уже порядком надоело «утюжить» небо над одним и тем же аэродромом. Потянуло к дальним перелетам. Школу можно было оставить спокойно: его ученики сами стали неплохими инструкторами. Но демобилизации Молоков добился с трудом.
Его пригласили работать на Север. В то время самолеты были «безхозными»: сегодня один летчик на нем летает, завтра — другой. А ведь каждая машина имеет свои особенности, свой неповторимый «характер», к которому надо привыкнуть.
Молоков сразу стал требовать, чтобы сменяемый им пилот подробно сообщал о поведении машины в последнем полете. Это не всем нравилось, и его даже отстраняли от полетов под предлогом, что, дескать, боится летать.
В конце концов из-за этой обезлички Василий Сергеевич попал в катастрофу — первую и последнюю в его летной биографии… Он шел в Новосибирск на незнакомой старой машине, с мотором, выработавшим ресурс. Полету сильно мешал дым горящих внизу лесов. Летчик потерял трассу. Он стал делать правый вираж и… очнулся на лесной полянке. Шлем и очки валялись метрах в пятидесяти от разбитого самолета, а Молокову смяло ребра. Потом выяснилось, что машина имела странный «нрав»: заваливаться на правом вираже.
Затем он стал летать на Енисее. Север пришелся Молокову по душе, В безмолвной тишине бескрайних холодных просторов, в терпеливом ожидании погоды, в тяжелых условиях полетов, в постоянном единоборстве с жестокой, коварной природой есть что-то привлекательное для мужественного, умелого человека. Север — это суровая школа для пилота, и каждый полет здесь — экзамен.
Молоков сдавал экзамен за экзаменом. Он летал за пушниной, помогал осваивать месторождения тунгусского угля, искал оленьи стада в тундре, перебрасывал геологов, искавших уголь, нефть, руду, возил в глухие северные места партийных работников, врачей, учителей — людей, преобразовавших эти окраины страны. Он был частым гостем на Лене, в Норильске, Дудинке, Игарке…
В Карском море пилот помогал проводить суда, то есть разведывал льды. Сейчас ни один полярный капитан не обходится без «второго зрения», как северные моряки зовут летчиков, ведущих воздушную разведку льдов. В те же годы это нелегкое, но интересное дело только начиналось. Ни один судоводитель не мог увидеть с мостика или хотя бы предугадать картину, открывавшуюся летчику с высоты сотен метров над морем. Пилот имеет возможность определить характер льда, его возраст, толщину, скопление.
Караван судов, шедший с Новой Земли, то и дело застревал во льдах. Летчики Алексеев и Молоков (оба они через четыре года в одном строю полетели на Северный полюс), производя разведку, кружили над судами. Их базой была зимовка на мысе Челюскина, где на голом каменистом месте приютились маленький домик, сарай, баня да возвышались радиомачты.
Челюскинцев Молоков увидел раньше всех. Еще в сентябре 1933 года пароход-тезка подошел к мысу Челюскин. Там Василий Сергеевич и увидел впервые Отто Юльевича Шмидта, который приходил по своим делам к зимовщикам. Ни Молоков, ни Шмидт тогда, конечно, не предполагали, что следующая их встреча произойдет при драматических обстоятельствах, на льдине.
Пароход «Челюскин» продолжал свое плавание, а Молоков вернулся к своим повседневным обязанностям полярного летчика.
В условиях сильнейшего порывистого ветра и снегопада он совершил перелет Москва — Игарка — Красноярск. И вот в Игарке Молокову подают телеграмму: «Срочно возвращайтесь в Красноярск». Тут же окружили летчики:
— Вася, слышал: «Челюскин» в Ледовитом затонул, народ весь на льдину высадился?!