Повесть о Шурочке

Разговор (и даже спор) о моей судьбе происходил без меня. Единственно, что я слышала это фраза Насти, выходившей из соседней комнаты с Натусей: «Ведь все равно девочкам нынче некогда будет играть с ней, да к тому же вечное беспокойство, что ее уронят, разобьют… Они привыкли бесцеремонно обращаться с новыми, небьющимися куклами. Еще вдруг ее в общую корзину бросят. В музее она будет в сохранности, а потом мы ее опять возьмем. Оговори только, что на время». Все это сказано, конечно же, обо мне.

А разговор девочек на ту же тему уже шел в комнате прабабы Кати, и я все слышала. Нюша рассуждала: «Я уверена, что там ее оденут нарядно, ведь она будет, наверное, сидеть с той красавицей в белом платье, возле которой стоял такой франт со шляпой в руке, – помнишь?» – «Да, да, наверное, принц», – добавила мечтательно Лиза…

Какой же вывод можно было сделать из всего услышанного? – Конечно, меня отдадут в музей. Я как-то смирилась: побуду там, как в гостях, и вернусь в родную семью. Девочки, вы знаете? Я обрадовалась даже. Там так прекрасно, как во дворце!

День отъезда наших шведов из Петербурга приближался, судя по нетерпеливым звонкам папы из Гетеборга. Успеют ли меня сдать в музей? Или поручат сделать это Насте?

Нет, успели…

И здесь, дети, кончается четвертая часть моей повести. Потому что свою историю я делю по моим правителям-мамам, а здесь появится моя новая, пятая мама. А какая – вы увидите в пятой части.

Часть пятая. Временная мама Мари

В музее

Провожали меня с грустинкой, зато встретили в музее с ликованием. Особенно – «экспонаты». Так называются все предметы, выставленные в музее для осмотрения посетителями. И я буду уже не простой куклой-игрушкой, Шурочкой, а экспонатом, за номером тысяча сто, и так далее. Что-то мне это не очень понравилось, но я знаю, что в каждом доме свои правила, потерплю.

И вот, получив свой номер (слава Богу, на лбу не написали), отправили меня переодеваться в мастерскую. Но эта мастерская отличалась от марсельской (где я родилась) и от второй, шведской (где ремонтировалась), некоторым беспорядком. Не было беленьких халатиков на мастерицах, на полу лежали какие-то лоскуты материи… Но встретили меня с шумом, восклицаниями, и сразу все три мастерицы захотели меня одевать и предлагали свои модели: «Я бы её одела в модные джинсы и закрутила волосы наверх», – говорила одна. «Что ты! – возражали остальные: Это же старинная кукла, родилась ещё при царе. Ей нужно длинное платье, обязательно с бантом на спине». – «Это скучно…» Разговор прервала, наверно, их начальница, вошедшая с рисунком моего костюма в руках: «Художница рекомендует вот это». И показала рисунок, который сразу стали громко обсуждать, спорить… «Девочки! – сказала начальница мастерской: – Ну что вы спорите?. Художница знает фасон, который носили на рубеже 19-20-го веков. Успокойтесь и принимайтесь за работу. Вообще поменьше шума», – добавила она строго, поручив меня мастерице постарше. Та, довольная, сразу схватилась за ножницы, чтобы – какой ужас!.. – разрезать мое платье, так аккуратно сшитое… – помните?.. – бабой Лилей! «Нет, нет! – остановила её начальница: – Владелица куклы просила сохранить старое платье, она за ним придёт». – «Такое некрасивое?» – удивились молодые мастерицы. «А вы посмотрите, как это платьице сшито, какие пуговки, как обмётаны петельки! Все это ведь не машинкой, а рукой мастерски выполнено! Смотрите!» Тут все три мастерицы действительно залюбовались работой бабы Лили. Одна даже решила выгладить платье. Ура! Оно сохранилось!

И стала я вновь «модницей-нарядницей». Разодетую в старинный костюм меня посадили в гостиную одной из витрин, где находились ещё две тоже старинных куклы. Мы познакомились, сидя за чашкой чая. Чашечки прелестные! Похожи на те, что стояли на столе Павловского дворца.

А меня больше интересовало, как мои новые подруги играют, знают ли старые игры, умеют ли сочинять стихи, шутить. Вот что мне казалось важным!

Но скоро, дети, мне стало стыдно за мои пустяковые мысли об играх, шутках и стихах. Это случилось, когда мои новые знакомые куколки рассказали истории их испытаний. Боже! Что они пережили! Какой беспечной и счастливой показалась мне моя собственная жизнь! Вот слушайте.