Повесть о Шурочке

Но вот закончился осмотр нашей выставки и отзвучали восторженные восклицания гостей. В открытые настежь двери соседней комнаты гостей пригласила так называемая «затейница», которая открыла вторую часть праздника. Там на маленькой сцене сидели тоже маленькие музыканты, и начался их концерт под руководством учительницы. Это были всё дети из ближайшей музыкальной школы. Но новые гости, отец и Мари, не присоединились к ушедшим слушать концерт. Девочка потянулась обратно к нашей витрине. «Папа, купи мне эту куколку, – вдруг попросила она отца (она указывала на меня). – Она мне нравится». Голос звучал капризно, видно, девочка привыкла к выполнению отцом каждой её просьбы. «Это невозможно. Я повторяю, это не магазин, здесь куклы выставлены не для продажи», – сказал отец наставительно. «Нет, папа, ну, попроси, пожалуйста! Такой куклы у меня нет. Мне так хочется! – ещё более настойчиво повторила, почти умоляюще, дочь. Ну, попроси, чтобы продали, попроси!» В голосе звучали слезы.

Я не знаю, кого мне было более жаль: девочку или её папу. Он был смущён, может быть, даже испуган, предчувствуя возбуждение дочери. «Хорошо, успокойся, подожди здесь, я пойду поговорю с начальницей». Когда он вышел, девочка стала спокойней и рассматривала меня своими большими глазами. Отец вернулся в сопровождении начальницы. «Мадам, – обратился к ней господин, моя дочь просит Вас продать нам вот эту куколку, она ей очень понравилась». – «В нашем музее все игрушки хранятся, особенно старинные, и выставлены для осмотра детям, которые не имеют представления, в какие куклы играли их мамы и бабушки, – затараторила начальница. – Эта кукла привезена в Россию в конце 19-го века из Марселя», – начала она излагать мою историю. Её перебил господин, видя, с каким жадным вниманием слушала дочь: «Простите за беспокойство», – сказал он и обратился к Мари: «Вот видишь, я говорил, что это невозможно». Не только мне, но и девочке стало ясно, что весь этот разговор был подготовлен. Мари вдруг отвернулась, нахмурилась и резким голосом сказала: «Пойдём домой, папа, я не хочу слушать концерт». Мне показалось, что отец ещё больше расстроился и, извинившись, поспешил с коляской к выходу.

После праздника

Мы, куклы, долго обсуждали наш праздник. А выставка с нашим изображением сказочных героев ещё оставалась, да так долго, что мне, например, надоело быть укутанной в душную вату. Как хотелось опять сесть за стол с подругами за чашку чая! Про историю с больной девочкой забыли все. А у меня тревога в сердце при мысли об этой грустной паре не проходила. Это и понятно – меня этот эпизод коснулся больше, чем остальных куколок. Более того, я предчувствовала продолжение, и не ошиблась.

Прошло несколько дней, и пара появилась вновь. Девочка казалась более спокойной. Недолго постояла колясочка у нашей витрины, Мари попросила отца показать ей комнату с современными игрушками, и из той комнаты раздавался её даже весёлый голосок. Я радовалась этому. Коляска вернулась в нашу комнату, и мне показалось, что отец ускорил шаг, проезжая мимо нас. Но девочка остановила его: «Папа, ты посмотри, эта кукла мне кого-то напоминает. Да, да! Знаю, кого. Помнишь, у мамы была фотография, где она сидит с моей сестрёнкой на руках, тогда ещё совсем маленькой. Вот эта куколка (опять она показала на меня) похожа на неё»… Лицо отца омрачилось: «Нет, я не нахожу… Ну, нам пора, мы здесь задержались сегодня», – сказал он и стал разворачивать коляску к двери. «Нет, как же ты не видишь! И глазки, и ротик… Ах, как мне досадно, что её не продают… Ты плохо просил… А знаешь? Если б она у меня жила, я бы выздоровела, я бы принимала все противные лекарства, я бы делала гимнастику…» Глаза её опять погрустнели. Она почти плакала. «Это тебе кажется сейчас, а дома ты опять не будешь слушаться». – Убеждал отец. «Нет, я тебе обещаю, обещаю… Попроси ещё!» Она глядела на папу умоляюще… «Я поговорю завтра, перед отъездом, сегодня уже поздно…» Коляска исчезла в дверях.

Это посещение мне показалось ещё важнее первого. Я ждала их прихода с большим беспокойством.

Но отец пришел один и просил провести его к начальнице. «Значит, я ничего больше не узнаю…» – подумала я. Но слова, сказанные начальницей, когда оба шли через нашу комнату к выходу, заставили меня задуматься. «Вы поймите, я обещала, что по первому же слову я отдам куклу владелице», – говорила она и, подумав, прибавила: «А может быть, вы сами поговорите с ней, рассказав ей… всё. У вас ведь это всё так необычайно и серьезно…» Господин записал указанные телефон и имена. «Спасибо, попробую», – сказал он и распрощался. Лицо начальницы, остановившейся на минуту в нашей комнате, было взволнованно. Какая-то печальная тайна скрывалась за всей этой историей.

А ещё больше меня волновала та уверенность, с которой девочка сказала, что выздоровеет, если я буду с ней. Значит, я могу её спасти! И она вдруг сможет ходить и сможет веселиться с другими детьми! И её папа не будет печальным, и не надо будет её возить в коляске! Что же с ней случилось?!