Повесть о Шурочке

«А мы, бедные экспонаты, так и будем лежать в коробках где-нибудь на складе, а потом выкинут?» плачет Маргоша. «Уж мы теперь не экспонаты, – замечает учёная обезьянка из соседнего ящика, – нас не экспонируют, то есть не выставляют для показа людям, мы теперь камерники, в тюрьме сидим». – «Ну уж нет! – горячо возражаю я. – Мы ничего дурного не сделали, чтобы нас в тюрьму сажать. Нас просто теперь иначе хранят. Знаете, вот в доме моих хозяев нас укладывали на долгие-долгие годы в сундучок, пока не рождались в семье новые дети, чтобы в нас играть. Так мы переходили от одного поколения людей в другое. И мы не унывали. Поспим-поспим, бывало, проснёмся и начнём друг с другом разговаривать, в разные «умственные» игры играть – так время и пройдет». И тут я им рассказала про наши игры, которые вы, дети, уже знаете. Мои подружки и зверюшки в соседней коробке заинтересовались и немного успокоились. Мы стали довольно вяло играть. Но не забывали прислушиваться к разговорам сотрудников музея. Что же мы узнали? Во-первых – что в газетах появилось сообщение, что в нашем доме был пожар, и что помещение музея пришло в негодность. На ремонт денег нет – он закрывается. «Ну и что? – сказала Маша плаксиво, – от этого сообщения никакого толку нет, денег не прибавится на ремонт». – «Не говори – возразила я, – если б я, например, прочла про это, и если б у меня было много денег, я бы обязательно дала бы музею на ремонт». – «Ха-ха-ха!» – рассмеялись все. «Бы да кабы, да росли бы во рту бобы, был бы не рот, а целый огород», – проворчал соседний медвежонок. Все подхватили эту весёлую поговорку и развеселились. А это мне и надо было.

Мир не без добрых людей

А всё-таки толк от сообщения в газете был. Вот слушайте!

Прошло некоторое время, и вдруг входит, почти вбегает в комнату начальница и говорит: «Могу вам, друзья, сообщить радостную весть. Мне позвонил сегодня брат того француза, что… помните?.. приходил весной с больной девочкой в коляске. Он сказал, что его брат, месье Поль, узнав от него о постигшем музей несчастье, готов помочь музею необходимой суммой денег. Ему понравился наш музей, и он рад нас выручить. Подумайте, какой добрый человек! Я прямо растерялась, когда это выслушала! Его брат, который мне звонил, живёт в Санкт-Петербурге, говорит, что Поль (по-русски Павел) вполне состоятельный, он уже не впервые помогает музеям в России. Ведь он здесь, в Петербурге, родился… Нет, подумайте, какое счастье!» – «Ура! – закричали все сотрудники. – Как нам повезло!» «Скажите, – спрашивает старшая мастерица, – это не тот француз, что хотел купить нашу куклу № 1125, по имени Шурочка?» – «Да, да, именно тот», – отвечает мастерица. «Ну, тогда надо обязательно ему не продать, а просто отдать куклу. Ведь девочка так просила!» – «Я уж думала, – отвечает Мария Павловна, – но ведь я обещала её вернуть владелице. Как раз вчера, узнав из газет о пожаре, она сказала, что придёт за куклой завтра».

Вот, что я узнала, дети. Вы представляете, как обрадовались все куклы, и как меня-то взволновало услышанное обо мне! Передо мной открылось два пути сразу – и оба радостные: или вернуться в мою родную семью, или ехать в Париж на спасение Мари. И сразу поднялся спор среди моих друзей. «Что тут думать! – заявила Маргоша. – Конечно, поезжай в Париж». На что Маша: «А я бы на твоём месте осталась в родной семье. Больная девочка капризная, непослушная. Неизвестно, как тебе там будет». – «Как может быть плохо в Париже! – вскинулась Марго. – Такой прекрасный и интересный город!» – и стала напевать французскую песенку:

«Париж – царица мира,
Париж – красотка-дива».

Наконец, мишка из звериного ящика загрохотал: «Чего расшумелись! Будто не знаете, что не она будет решать, куда ей ехать. Мы все – в руках людей: что им вздумается, то с нами и сделают». Все сразу замолчали и опять загрустили.

А я лежала и не знала, чего мне желать, и опять размечталась о Париже, о Мари, которую так жалела!

Настал решающий день. За мной сегодня придёт Настя, и одновременно все ждали звонка от месье Поля из Парижа.

«Если придёт раньше владелица за тобой, это ещё не значит, что Мария Павловна ей тебя отдаст, – заявила Марго, – ей, как и нам, жаль господина Поля и девочку больную». – «Нет, – возразила Маша, – она не нарушит слова, данного молодой хозяйке Шурочки». Все задумались.

И тут начальнице доложили, что её спрашивает хозяйка куклы, имя которой – Шурочка. Все замерли. Обо мне и говорить нечего. Кажется, я никогда ещё так не волновалась.

Когда в мастерскую вошла с Марией Павловной Настя и я увидела её родное, милое лицо, мне вдруг стало стыдно за мечтание о Париже: уж не изменница ли я? – мелькнуло у меня в голове.