Повесть о спортивном журналисте

А главное люди — встречи с людьми, такими интересными, такими простыми и великими, совершившими или совершающими такое, что, затаив дыхание, иной раз с навернувшейся слезой, иной раз в благоговейном молчании, стоишь перед ними пораженный. Но обычно-то сидишь с блокнотом, с магнитофоном и спрашиваешь, слушаешь, наблюдаешь, смотришь. Чтобы рассказать другим людям о том, что видел и слышал, чтобы и их приобщить к чуду.

А что про журналистов говорят «волка ноги кормят», что по смертности это едва ли не первая профессия в мире (если верить статистике), что носятся они по свету, не едят порой по целым дням, что месяцами мучаются, бьются, трудятся, словно рудокопы, золотоискатели, шахтеры, а потом тонны перелопаченного выливаются в крохотную информашку, — так что?

Если прочтут ее хоть десяток читателей и узнают пусть о скромном, но добром деле, хорошем человеке, — значит, журналист выполнил свой долг. И на том спасибо.

Завидна судьба спортивного журналиста: его творческий мир — это мир спортивный. А значит, солнечный, веселый, бодрый, радостный. Вот прославлять этот мир, рассказывать о нем, приглашать в него — такова задача. И еще охранять от тех, кто 'хочет прикрыть солнце, набросить тень. Мало радости пачкать руки, но что поделаешь — не только цветы в комнатах расставляют, приходится и сор выметать...

Напевая на мотив известной песенки «как хорошо быть журналистом, как хорошо быть журналистом», Луговой вылез на берег, отряхнулся, постоял, наблюдая, как капли соскальзывают с груди, живота, рук.

—Эй, Шаляпин, — крикнула Ирина, — греби сюда —обед готов!

Они присели у скатерти.

—«Завтрак на траве». Только прошу тебя, не напейся, как всегда!

Это была традиционная шутка. Луговой и так-то не любил пить, а уж за рулем это вообще было исключено. Привозили лимонад, боржоми. Но Ирина неизменно предупреждала, чтобы он не напился.

—Почему журналисты так много пьют? Я имею в виду спортивных журналистов? — Ирина неодобрительно скривила губы. — Это чтоб спортсмены, общаясь с ними, видели отвратительное лицо порока?

- А с чего ты взяла, что спортивные журналисты много пьют? — вступился за своих коллег Луговой. — Не больше, чем другие.

- Да? Еще как! Зайди в Домжур — как соберутся твои собратья, так дым коромыслом, поллитров не сосчитаешь. — Ирина возмущалась, говорила серьезно, но взгляд, где затаились веселые огоньки, прятала. Луговой попался на удочку.

- Чего ты выдумываешь, — горячо запротестовал он.— Никто не напивается. Ну бывают случаи, так что, по-твоему, люди других профессий не могут напиться? И потом, почему ты говоришь «мои собратья»? А ты кто — не спортивный журналист?

- Я? Ну какая я журналистка, — Ирина погрустнела, забыла о шутке, — я так, подсобница. Это такие, как ты, двигают работу, а мы — мелюзга...

- Да какая ты мелюзга! Слушай, Ирина, вот пример. В твоем прошлом репортаже с мотокросса были прямо-таки перлы: «черные молнии», или «мотокентавры», или вот еще: «навстречу рвущемуся в лицо асфальту...» Это же...

- Ах ты, мой родной! — Ирина бросилась к нему, повалила на траву, стала горячо целовать. Он задыхался, отбивался, с помидором в одной руке и сардиной, насаженной на вилку, в другой.

- С ума сошла, задушишь... — он с трудом переводил дыхание.

- Родной, родной, — с нежностью повторяла Ирина, — помнишь наизусть всякую ерунду, которую я пишу...

- Слушай, — Луговой досадливо отмахнулся, — перестань паясничать. Я давно хотел с тобой поговорить. Ну почему ты разбрасываешься? Если для тебя спортивная журналистика игрушка, найди другую — полегче, повеселей. Преподавай танцы, например, или иди в Общество спасания на водах — плаваешь хорошо. Натурщицей можешь тоже быть — вон фигура какая, жалко Рубенса не застала...

Он нарочно говорил ей обидные вещи — крепкое и, прямо скажем, отнюдь не тощее тело Ирины служило для нее предметом огорчения — она мечтала быть изящной и хрупкой

—А то делать ей нечего, — зло продолжал Луговой, — так решила заняться, видите ли, спортивной журналистикой! Это как в спорте — то ты гимнастка, то гонщица, то лыжница, теперь совсем уже черт знает что — в самбо ударилась!

Ирина молчала, опустив голову, перебирала травинки. Она была похожа на маленькую девочку, которую отчитывают за невыученный стишок. Луговой почувствовал, что переборщил.

—Ну серьезно, Иришка, — сказал он мягче, — нельзя ведь так. Не пытайся ты объять необъятное. У тебя хорошо получается с мотоспортом, так займись только им. Хотя я сам, знаешь, считаю, что это не женский вид. У тебя хорошие репортажи о лыжном спорте. Вот и посвяти себя им. Изучай, совершенствуйся, смотри, ходи на эти соревнования, а другие оставь в стороне. Нет, я против узкой специализации. Но должно же что-то быть главным. Этому — все внимание. Остальное по возможности...

Наступило молчание.

- А у тебя что главное? — тихо спросила она, не поднимая головы.