Повесть о спортивном журналисте

Распрощавшись со всеми, Луговой неторопливо поднимался пешком в свой номер — он жил на втором этаже.

Неожиданно он услышал за собой торопливые шаги и, обернувшись, увидел Элен. Он остановился на площадке. Элен догнала его. Она слегка запыхалась.

—Что-нибудь случилось? — спросил Луговой, улыбнувшись дежурной улыбкой. — Господин Вист чем-нибудь неудовлетворен, недоволен? — в голосе его звучала плохо скрытая ирония.

- Да, — переводя дыхание, ответила Элен. — Он недоволен тем, что по неосторожности я засветила его фотопленку. Впрочем, он еще не знает об этом...

- Засветили? — Луговой не сразу понял о чем речь.

- Именно. И когда отдаст проявлять, будет недоволен, что она засвечена.

- А она засвечена? — он начал догадываться.

- Не уверена, — усмехнулась Элен. — Проверьте сами, — и она протянула ему запечатанный ролик. — Если нет, у вас сохранится хороший снимок на память.

- Спасибо, — Луговой усмехнулся, — за что же мне такой подарок?

- Это не вам, — голос ее звучал глухо. — Это ему подарок. И не последний! — Его поразил вспыхнувший на мгновение в ее золотистых глазах жестокий блеск. — Покойной ночи, — сказала она своим уже снова спокойным голосом и стала спускаться по лестнице.

- Минутку, отдайте это господину Висту, — и Луговой протянул Элен ролик, — а то еще подумает, что в его чемоданах рылись агенты ГПУ. Вы напрасно старались, Элен, — он впервые назвал ее так. — Но я все понял, спасибо за добрые намерения.

Элен некоторое время с недоверием смотрела на иронически улыбавшегося Лугового, потом молча повернулась и стала спускаться по лестнице.

Ролик она бросила в урну.

В Вильнюс прибыли после обеда и остановились в великолепной гостинице.

Погода была прелестной. С синего неба светило доброе, щедрое солнце. И весь город, чистый, приветливый, уютный, сиял.

Гости пришли в хорошее настроение. Им показали новые районы, удивительно точно, со вкусом вписанные в окружающую природу, в зеленые холмы, рощи, неглубокие впадины.

Свозили, разумеется, в Тракай, где, правда, застал их дождь, но недолгий. Они восхищались озерами, реставрированным древним замком и с завидным аппетитом уплетали местные блюда, запивая их местным вином, любуясь сквозь розовые занавески ресторана дальними зелеными склонами, оживленным шоссе, радугой, перекинутой в поднебесье.

Бродили по старому музейному городу, по его извилистым переулкам, по бесчисленным дворам между бесчисленных университетских корпусов, заходили в лавочки сувениров, в крошечные кафе с удивительно вкусными пирожными в стеклянных вазах.

Их повезли в пригород, на бумажную фабрику, где директор, его замы, главный инженер и многие другие были мастерами спорта, где работали детская спортивная школа, диспансер и где они воочию смогли лицезреть «массовый спорт».

На следующий день съездили в Каунас.

Заезжали в колхозы, смотрели колхозные спортивные площадки.

К ужину, на пути обратно, добрались до придорожного лесного ресторана «Бочкас», где в прохладном подвале пили чудное пиво, закусывая колбасами, приготовленными здесь же.

А когда вернулись в Вильнюс и зашли в ресторан гостиницы выпить «на посошок», как сказал принимавший их местный руководитель, гостей окончательно развезло.

Если так живет оккупированная коммунистами Литва, могу себе представить, как живет Москва! Ха-ха! —- Барбье мутным взглядом смотрел на Виста. — Отстань! — отталкивал он пытавшуюся увести его в номер жену.

Пить надо меньше, — брезгливо бросил Вист и пошел к себе. Элен молча последовала за ним.

Громбек, который мог выпить, кажется, литр без видимых последствий, и тот слегка покачивался. То, что не смог сделать алкоголь, довершила усталость.

—Вы молодцы! — сказал он, хлопая Лугового по плечу своей могучей ладонью. — Молодцы! Просто молодцы! Такое могут сделать только молодцы! — он без конца бормотал это слово.

Даже Сато, за всю поездку произнесший едва ли десяток слов, горячо пожал Луговому руку своей маленькой сухонькой ручкой и с чувством произнес:

—Халашо!

Манчини ничего уже не мог говорить, он только мычал, увлекаемый дочерью, смешливой хорошенькой девушкой лет семнадцати.

Гробуа тоже ничего не сказал. Он только пососал свою, как всегда, потухшую трубку и подмигнул Луговому.

Луговой не держался на ногах от усталости, но не успел он провалиться в сон, едва коснувшись подушки, как его разбудил телефонный звонок.

Звонила Люся.

Она спросила, что нового, словно звонила близкой подруге, с которой не виделась целых два часа. Потом заметила укоризненно:

—Катаешься по курортам. Отдыхаешь. Да еще развлекаешься, небось. А я тут задыхаюсь от духоты. Отправил бы меня куда-нибудь, вон Жанка едет в Ялту...

Она долго распространялась на эту тему ленивым, тихим голосом.

Наконец он не выдержал и резко оборвал ее:

—Я очень устал, Люся, и безумно хочу спать. Я не отдыхаю здесь, а работаю, ты это прекрасно знаешь. Давай кончать, а то столько заплатишь за разговор, что не хватит на путевку, — и он раздраженно бросил трубку.

До чего ей безразличны его жизнь, его дела, его заботы и радости... Эх, позвонила бы сейчас Ирина, он бы всю ночь проговорил с ней...