Повесть о спортивном журналисте

Поскольку ответственным за эту встречу, как и вообще за пребывание и поездку по стране приезжавшей группы, был назначен Луговой, можно себе представить, как ему доставалось. Гости прилетали с самых разных концов земли, начиная от Японии и кончая Америкой. Самолеты задерживались, опаздывали, кто-то изменил свой рейс, кто-то прилетел раньше времени. Некоторые прихватили с собой непредусмотренных жен, секретарш (вроде Виста) и даже дочерей. У кого-то потерялся чемодан, кто-то простудился, кого-то укачало...

Всех надо было встретить, отвезти в гостиницу «Россия», воевать с администратором, выбивая номера для «сверхплановых» членов семьи.

Сами гости тоже не облегчили Луговому жизнь. Не все, конечно, но некоторые. У одного в номере не оказалось телевизора, другой привык пить на ночь «югурт с корицей», турок Гюмюш не ел свинины, а американец Ронсон был у себя в штате председателем общества вегетарианцев и не употреблял в пищу ничего, кроме овощей. Зато его коллега из Новой Зеландии не мог уснуть, не выпив полбутылки виски («можно и водки») в качестве «снотворного». У одного из окна номера был «неинтересный вид», другому мешал шум уличного движения, третий (как Вист) настаивал, чтобы номер его секретарши был рядом «из деловых соображений».

Луговой и другие советские журналисты — члены президиума, отвечавшие за встречу, несмотря на помощь переводчиков, работников протокольного отдела Спорткомитета и добровольных помощников, сбились с ног.

Наконец все утрясли, всех разместили, удовлетворили по возможности все капризы и, поспав два-три часа, явились в гостиницу на утренний завтрак.

Вспоминая минувшие сутки, Луговой понял, какие испытания ждут его в ближайшие две недели.

Всего приехало более тридцати человек из пятнадцати стран. Почти все — асы спортивной журналистики с громкими именами, представители крупнейших газет, журналов, агентств. У всех были свои твердо установившиеся взгляды, линии поведения, цели, задачи.

Большинство были людьми честными, желавшими объективно разобраться и рассказать своим читателям, как Москва готовится к Олимпийским играм 1980 года. Но были и такие, кто приехал с явно недобрыми намерениями.

Разные приехали люди...

После завтрака провели небольшое совещание.

Дуайен группы, семидесятипятилетний швед Громбек, десятилетним мальчишкой видевший еще Олимпиаду 1912 года в Стокгольме, говоривший на дюжине языков (в том числе и русском), обратился к своим коллегам с не очень любезной речью.

— Вот что, вы! Сами меня выбрали старшим. И давайте кончать ваши дурацкие капризы! Приехали в гости, так не кладите ноги на стол и не сморкайтесь в суп! Да, да. Делайте свое дело честно и не марайте святое имя спортивного журналиста. Мы не всякие там политические обозреватели, которые норовят только заморочить всем голову. Им бы войну поскорей, да, да. А нам, если война, — конец. Какой болван во время войны будет олимпиады проводить! Мы и так из-за этого три штуки потеряли. Да, да. Мы не политиканы, а спортивные журналисты, наши битвы — кто кому на ринге нос расквасит. Все! Не больше. Уважайте хозяев и не беспокойте их своими идиотскими претензиями.

Он оглядел всех грозным взглядом с высоты своего без малого двухметрового роста и сел.

Затем были составлены три бригады. Одна отправлялась в Среднюю Азию, другая — в Закавказье, третья — в Прибалтику. Там им предстояло путешествовать, а затем все возвращались в Москву, где проводили вторую неделю.

С прибалтийской бригадой ехал Луговой. В нее входили Громбек, Вист, корреспондент коммунистической газеты Франции Гробуа, независимой итальянской газеты — Манчини, японец Сато и канадец Барбье.

Виста сопровождала секретарша, канадца — жена, а итальянца — дочь. Громбек, Сато и Барбье говорили по-русски, и все — по-английски. Поэтому, кроме Лугового, хорошо владевшего английским языком, ехал лишь представитель протокольного отдела — переводчиков не требовалось.

Они выехали на следующее утро поездом Москва — Рига, и уже в коридоре спального вагона возникли первые вопросы и комментарии.

«Прямо как у Ильфа и Петрова в «Золотом теленке», — усмехался про себя Луговой, — скоро запоют „Эй юхнем"».

Но никто не пел.

Все были настроены очень серьезно.

Прежде всего заговорили о телефильме. Этот махровый антисоветский телефильм незадолго до того прошел по экранам некоторых стран и вызвал оживленную полемику в спортивной, да и не только спортивной, печати.

В фильме, многие кадры которого были сняты в Советском Союзе анонимными операторами, автор (или авторы) старался доказать, что «советская пропаганда» приукрашивает успехи массового советского спорта, а достижения чемпионов объясняются особыми привилегированными условиями, в которые они поставлены, и страхом наказания за неудачи.

Например, показав каких-то веселых голых огольцов на берегу запущенного пруда, диктор сообщал, что «таково большинство пресловутых «бассейнов» в СССР», показав очередной пустырь, где разномастно одетая ребятня гоняет мяч, он утверждал, что в подобных условиях «тренируются» советские дети.