На нее собралось человек сорок зарубежных журналистов и вдвое больше итальянских. Полчаса Луговой рассказывал, потом начались вопросы. Спрашивали обо всем — о ценах на билеты, об отелях, питании, стоянках для машин и бензине, о пресс-центре, визах, авиабилетах, телефонной и телеграфной связи... Словом, о том, о чем всегда спрашивают журналисты.
Луговой отвечал точно, кратко, деловито,
Но были и вопросы иного рода.
- Скажите, господин Луговой, — спросили его, — у вас ведь ничего не дают снимать. Мы сможем все фотографировать в Москве?
- Все, ответил Луговой, — даже помойки. Те, кто это любит.
Раздался смех.
- А ходить всюду можно?
- Всюду, кроме тех мест, куда нельзя!
- Ах, значит, перед чем-то вы все-таки опустите железный занавес?
- Опустим. Например, над Олимпийской деревней — для кого попало, над пресс-центром — для нежурналистов, над раздевалками участников — для всех, кроме самих спортсменов и их тренеров, и так далее. Словом, как на любой Олимпиаде.
- А какие меры охраны будут приняты, чтобы предотвратить трагические инциденты вроде мюнхенского?
- Достаточные.
- Выселят ли из Москвы на время Игр всех профессиональных проституток?
- Не выселят. Потому что некого выселять — в Москве профессиональных проституток нет. А с какой точки зрения вас заботит этот вопрос?
Опять раздался смех.
- А воров, воров вы тоже выселите? — пробасил из заднего ряда здоровенный верзила в розовой рубашке и клетчатых голубых брюках. — Говорят, у вас в Москве их до черта. Имейте в виду, воров выселяли из всех олимпийских столиц!
- Вы какую газету представляете? — спросил Луговой.
- «Стар». «Стар» из Чикаго!
- Тогда понятно, — спокойно заметил Луговой,— опасаетесь, что не будет привычной обстановки? Ничего, специально для вас оставим пару гангстеров.
Журналисты зашумели, зааплодировали, представитель «Стар» недовольно загудел.
—Господа, — Луговой поднялся, — я постарался ответить на все ваши вопросы, серьезные вопросы. А на вопросы, которые задают, чтобы на них нельзя было ответить, или ответы на которые общеизвестны, я не считаю нужным отвечать. Это лишь пустая трата и вашего и моего времени. Спасибо за внимание,
И вышел из зала.
Вечером того же дня состоялась совсем другая пресс-конференция. В обществе Италия — СССР.
Они сидели в маленьком сводчатом зале, куда еще проникали последние лучи заходящего солнца, в которых висела золотая пыль. Со стен смотрели какие-то средневековые дамы и кавалеры — наверное, здесь был некогда дом знатного вельможи.
Собралась молодежь. И говорил он не полчаса и не час, а целых два. Его слушали затаив дыхание. И вновь, как обычно, после выступления начались вопросы.
Первый же вопрос сбил Лугового с толку.
—Скажите, — спросила совсем юная девушка,— а откуда вы все это знаете?
Луговой, не понимая, посмотрел на нее. Смеется? Нет, девушка говорила серьезно. Заметив его удивление, , она пояснила:
- Вы ведь спортивный журналист — вы знаете все о пресс-центре, о некоторых других спортсооружениях, о телевидении... Но вы нам рассказали буквально обо всем — и о строительстве, и об истории Москвы, и о научном и техническом аспекте Игр, и о культурной программе...
- Но это же нормально, — улыбнулся Луговой, — наши журналисты стараются не замыкаться в узком профессиональном кругу своей специальности. У нас любой спортивный журналист может вам прочесть лекцию об Олимпиаде, — чему же здесь удивляться?
И они перестали удивляться. Они не удивлялись, когда Луговой исчерпывающе отвечал на их вопросы о жизни советской молодежи, о системе образования, устройстве на работу, подготовке специалистов, о БАМе и студенческих строительных отрядах, о ГТО и детско-юношеских спортивных школах, о заработках молодежи и ее рабочем дне, о вокально-инструментальных ансамблях и призыве на военную службу, о молодежных журналах и издательствах и телепередачах для юношества... О множестве вещей, которые, казалось бы, не под силу знать одному человеку.
На следующий день журналистам устроили экскурсию в Венецию. Луговой давно мечтал побывать в этом городе.
Опять вдоль шоссе проплывали и бело-розовые городки, и зеленые рощи. А затем, проехав длинной эстакадой, вдоль которой по мелкому морю шагали телеграфные столбы, они въехали в Венецию. Вернее, в ее автомобильную прихожую. Здесь на разных уровнях, на каждом клочке каменной суши, стояли бесчисленные автомобили. Дальше можно было двигаться только водой или пешком. Для журналистов зафрахтовали большой катер. Затрещал мотор, и они двинулись в путь.
Они плыли каналом Гранде по немыслимо грязной воде, где неслись по течению, клубились на водных перекрестках, плескались в тихих заводях пустые консервные банки, щепки, плексигласовые пакеты, картонные коробки, банановая и апельсиновая кожура.
Навстречу им оживленным потоком проходили груженые баржи, набитые народом речные трамваи, быстроходные катера и водные такси, величаво проплывали черные гондолы с туристами, со скучающим гондольером на корме, равнодушно и монотонно крутившим свое весло. Иногда в гондоле сидел гитарист и пел приятным тенором грустные песни.