Повесть о старых женщинах

— По-твоему, ты не ошибся? Ведь может быть…

— Слушай, мальчик мой, — перебил его Мэтью. — Я не ошибся.

— А где доказательства?

— К черту доказательства! — раздраженно ответил Мэтью. — Говорят тебе — это она.

— Ну хорошо, хорошо! Одного не могу понять — какой дьявол тебя туда понес. По твоим же словам, этот пансион…

— Я остался без гроша — вот и очутился там, — сказал Мэтью.

— Промотался?

Мэтью кивнул.

— Ничего себе номер! — заметил Сирил, когда Мэтью рассказал ему о том, что предшествовало его переселению в пансион.

— Понимаешь, она клялась, что меньше двухсот франков не берет. И она того стоила! Честное слово! Я чудесно провел время с этой красоткой! Скажу тебе одно: к англичанкам я больше ни ногой. Они просто ничего не понимают.

— Сколько ей было лет?

Мэтью призадумался.

— По-моему, лет тридцать.

Сирил смотрел на него с восторгом и завистью. У Мэтью было законное право сообщить еще одну сенсационную новость: — Когда вернусь, все расскажу подробно, — добавил он. — Открою тебе глаза, дитя мое.

Сирил смущенно улыбнулся.

— Оставайся! — попросил он. — Сегодня я еще должен сделать гипсовый слепок с руки миссис Веррел, а одному мне не справиться. От Робсона толку мало. Ты бы мне помог.

— Не могу! — сказал Мэтью.

— Ну хоть зайди на минутку в мастерскую.

— Нет времени, опаздываю на поезд.

— Да опоздай ты хоть на сорок поездов! Зайди. Посмотришь на фонтан, — сердито требовал Сирил.

Мэтью покорился. Когда они снова вышли на улицу, после того как Сирил минут шесть демонстрировал жгучий интерес к собственной работе, Мэтью снова вспомнил о миссис Скейлз.

— Ты ведь напишешь матери? — спросил он.

— Напишу, — ответил Сирил. — Но если увидишь ее, скажи ей сам.

— Ладно, — сказал Мэтью. — А в Париж ты поедешь?

— Зачем? Повидаться с тетушкой? — улыбнулся Сирил. — Не знаю. Посмотрим. Если мамаша подкинет деньжат… а это идея, — сказал он легкомысленно и, не меняя тона, добавил: — Если будешь болтаться тут все утро, упустишь свой поезд.

Мэтью уселся в экипаж, и кучер с недокуренной сигарой в оскаленных зубах наклонился и приподнял вожжи, чтобы не смахнуть надетую набекрень соломенную шляпу с головы щеголя.

— Да, кстати, одолжи мне немного денег, — попросил Мэтью. — Хорошо еще, что у меня есть обратный билет. Никогда в жизни так не проматывался.

Сирил протянул ему восемь шиллингов. Овладев этим сокровищем, Мэтью крикнул кучеру:

— Гони в Юстон!

— Слушаюсь, сэр, — спокойно ответил кучер.

— Подвезти тебя? — прокричал Мэтью, спохватившись, когда лошадь уже тронулась.

— Нет! Я к цирюльнику, — прокричал в ответ Сирил и помахал ему рукой.

Экипаж с грохотом помчался по Фулхем-роуд.

III

Три дня спустя, когда Мэтью Пил-Суиннертон проходил через рыночную площадь в Берсли, он, поравнявшись с Ратушей, встретил невысокую полную даму средних лет в черном платье, черной накидке с вышивкой и в чепчике с черными лентами, украшенном искусственными листьями и ягодами того же цвета. Она шла медленно и величаво — походкой знатной провинциалки, которая привыкла к тому, что в ее родном городе ей оказывают почет, и имеет достаточно солидный доход, чтобы ожидать проявлений раболепия со стороны всяческого простонародья. Но как только она заметила Мэтью, выражение ее лица изменилось. Оно стало простодушным и наивным. Слегка покраснев, она робко и радостно улыбнулась. В ее глазах Мэтью принадлежал к сливкам общества. Он носил заветную фамилию Пилов. В округе на протяжении поколений чтили его семью. «Пил!» — это имя вполне можно было произнести рядом с «Веджвуд». Да и «Суиннертон» стоял не намного ниже. Ни ее самоуважение, а оно было велико, ни здравый смысл, которого у нее хватало с избытком, не заставили бы эту даму применить к Пилам теорию о том, что все люди одинаково хороши. Пилы никогда ничего не покупали на Площади св. Луки. Даже в свои золотые годы Площадь не рассчитывала на такую милость. Пилы делали покупки в Лондоне или Стаффорде, на худой конец — в Олдкасле. Для стареющей полной дамы это было небезразлично. Да, за шесть последних лет она так и не оправилась от удивления, что ее сын и Мэтью Пил-Суиннертон держатся друг с другом совершенно на равных! Дама редко встречалась с Мэтью, но они симпатизировали друг другу. Ему льстила ее непритворная мягкость. А ей льстила его весьма изысканная почтительность. Ему была по душе ее внутренняя доброта, а то, как она время от времени журила Сирила, ужасно веселило Мэтью.

— Ну, миссис Пови, — сказал он, останавливаясь и приподнимая шляпу (эту манеру он усвоил в Париже). — Как видите, вот и я.

— Нечасто вы нас балуете, мистер Мэтью. Не стану справляться о том, как вы поживаете. Давно ли видели моего мальчика?

— В среду, — ответил Мэтью. — Он, наверное, вам написал?

— Вовсе не наверное, — негромко засмеялась миссис Пови. — Я получила от него весточку в среду утром. Он писал, что вы еще в Париже.

— И с тех пор — ни слова?

— Дай бог получить от него письмо в воскресенье, — помрачнела Констанция. — От усердия он не умрет.

— Но выходит, что он не… — Мэтью замолчал.

— А в чем дело? — спросила Констанция.

Мэтью не знал, что ответить.

— О, пустяки!