Повести

В разлете "Из других редакций" печатаются наброски "Так это ваше решительное намерение" и "Будь добронравен" — два фрагмента первоначальных редакций повестей «Противоречия» и "Запутанное дело" и сокращенная редакция повести «Брусин» (1856 (?). Краткая редакция "Запутанного дела" (1863), включенная Салтыковым в сборник "Невинные рассказы", печатается в составе этого сборника (см. т. 3 наст. изд.).

ПРОТИВОРЕЧИЯ

Впервые напечатано в журнале "Отечественные записки", 1847, № 11, отд. I, стр. 1-106 (ценз. разр. — 31 октября). Подзаголовок — "Повесть из повседневной жизни (В. А. Милютину)". Подпись: М. Непанов. Псевдоним раскрыт самим Салтыковым в его автобиографических записках (см. т. 18 наст. изд.).

Рукопись неизвестна. В настоящем издании воспроизводится по тексту "Отечественных записок".

Повестью «Противоречия» Салтыков сразу включился в обсуждение коренных проблем русской жизни и демократической идеологии второй половины сороковых годов. На первом плане стоял тогда вопрос об исторических судьбах России и способах радикального преобразования самодержавно-крепостнического строя. Необходимость общественного переворота Белинский и Герцен стремились вывести из внутренней противоречивости всего уклада русской жизни, "в самом зле найти и средства к выходу из него". "Изучение действительности" Белинский провозгласил лозунгом времени, направляя писателей "натуральной школы" на исследование причин социальных противоречий и «двойственности» русского национального характера.[29] "Всмотритесь в нравственный быт современного человека — вы будете поражены противоречиями, глубоко и до поры до времени мирно лежащими в основе всех его дел, мыслей, чувств", — писал Герцен и призывал обнажить эти "утомительные, иронические, оскорбительные" противоречия.[30]

Борьба нравственных, философских, социально-экономических противоречий, разъедающих сознание современного человека, и стала идейным стержнем повести Салтыкова, определив ее пафос, сюжет, жанровое своеобразие и название. Главный герой «Противоречий» Нагибин мучительно бьется над разгадкой "необъяснимого феникса" — русской самодержавно-крепостнической действительности, олицетворяя, по мысли Салтыкова, "разрозненную антиномию" между теорией и практикой, идеалом и жизнью, рассудком и чувством.

В судьбе мятущегося разночинца Нагибина Салтыков воплотит характерную для произведений "натуральной школы" трагедию бедного человека, гибнущего в тисках социальных противоречий жизни. Эта трагедия была поднята до теоретического осмысления ее причин и приобрела в повести Салтыкова свое особое философское и общественное звучание.

Нагибин был едва ли не первой попыткой образного воплощения типических черт сломленного николаевским режимом поколения. Это было поколение с тем "видовым, болезненным надломом", о котором писал Герцен, характеризуя в "Былом и думах" психологию петрашевцев: "Они все были заражены страстью самонаблюдения, самоисследования, самообвинения.".[31] В скорбных раздумьях Нагибина было много и от собственных сомнений и надежд Салтыкова, участника «пятниц» Петрашевского и деятельного члена кружка В. Н. Майкова и В. А. Милютина. Всех участников этого небольшого кружка объединяли "поиски действительных законов природы и общественной жизни", стремление проникнуть в существо безвыходных противоречий, "терзающих современное человечество".[32] Автору «Противоречий» были особенно близки взгляды В. Милютина, который развернул в своих экономических работах анализ причин растущего обнищания трудящихся и в поисках действенной теории мечтал о превращении утопии в науку.

Интимный жанр писем и дневников позволил писателю непосредственно передать мысли и чувства своего героя. В призме его размышлений преломляются все волновавшие Салтыкова вопросы. Углубленный психологизм «Противоречий» был связан, вероятно, с исходным эстетическим принципом петрашевцев, выдвигавших в центр повествования "анализ внутреннего мира человека" как источник творческого вдохновения поэта.[33] Знамением времени В. Майков считал "поразительно глубокий психологический анализ" Достоевского, направленный на "исследование анатомии человеческой души".[34]