Повести

— И все равно погорим, если будем сидеть сложа руки, — предупредил Иван Геренлиев. — Уж не думаете ли вы, что Жанката испугается какой-то статейки…

— Зверь он, всех загрызет, если дадимся ему, — заявил Монисто.

— А как с общинной землей? — озабоченным голосом спросил Перепел.

— Общинная, не общинная — все то же! — огрызнулся Гошо Чобанов. — Я у Жанката пяди земли не брал, из меня община будет душонку вытряхивать…

— Вытряхнет, если позволим.

— А ну-ка, упрись в одиночку — не только душонку, все внутренности из тебя вытряхнут!

— Как так в одиночку? Нужно всем сообща. Не то пропадем?

Крестьяне собирались у калиток, разговаривали, обсуждали, ругались. Женщины выглядывали из-за каменных оград и спрашивали:

— Скажи, соседка, это правда, что Жанката хотел обмолотить наши хлеба на Ялынкории?

— Правда, соседка, чтоб ему пусто было!

— И газета писала, а?

— Да, мой так говорит.

— Мой тоже сказал, а я ему говорю: душу-то он из нас вытряхнуть может, собака этакая, но чтоб газета писала…

— Писала, писала!

— Так ему и надо! Все село хочет слопать, проклятый!

— Хочет, хочет… А с какой это стати мы будем потом обливаться, а он приберет к рукам наше зерно? Не хватает ему, что ли, что столько земли награбил…

— Говорят, будто купил…

— Купил… Это наши мужья дураки…

— Ох, не знаю, тяжелые пошли времена.

— Тяжелые! Смотря для кого. А ну-ка, взгляни на Жанкиных снох… Разнаряженные, важные… Да и старая — тоже расфуфырилась, дуется, как индюк…

Жанката остановился перед маленькой калиткой и заглянул в щель. Во дворе никого не было.

Он уже собирался постучать тростью в калитку, как со стороны тока показалась жена Гроздана.

— Цып-цып! — поманила она кур и метнула из фартука немного отрубей.

Жанката приоткрыл калитку.

— Сватья! Сватья!

Грозданиха прислушалась, повернула голову в сторону голоса и, вытряхнув фартук, побежала встречать нежданного гостя.

— Милости просим, сват!… Гляди ты, гляди! Долго ждать-то пришлось, а? Ну, заходи, заходи!

Она не знала, как любезнее встретить гостя. С тех пор, как Латинка вышла замуж, Жанката впервые заходил к ним. Он ненавидел своего нового свата. Гроздан Митьолов был бедным крестьянином, замкнутым в себе, молчаливым. Даже в пятьдесят лет у него еще сохранились красивые черты лица. В селе все его звали Грозданом Красавцем. Жанката ненавидел его, хотя и не имел каких-либо особых причин для этого. Молчаливый и смиренный с виду, Гроздан отличался упорным характером, был самостоятельным человеком. Он не любил заискивать перед богачами, не улыбался и не кланялся им. Никогда не ходил в церковь и еще до войны стяжал себе славу антихриста и безбожника. Целых восемь лет Гроздан возвращал избирательные листки сговористов, которые Жанката аккуратно посылал ему с рассыльными. Жанката злился не столько из-за того, что этот упрямый мужик возвращает ему листки, — он отлично знал, что не все, кто принимал их с улыбкой и благодарностью, затем голосовали за него. Его выводило из себя отношение Гроздана, который будто хотел сказать ему: «На, посмотри: я ни в грош не ставлю ни твое богатство, ни твою власть, ни тебя самого». И вот, зная его гордость и высокомерие, он, Жеко Жанков, входит в его двор, входит робко и униженно, точно пойманный с поличным вор.

— Зайдем в дом или присядем под лозой, а? Под лозой, да? Такая прекрасная погода… замечательная… и для жатвы, и для молотьбы… — не умолкала расплывшаяся в улыбке Грозданиха.

Жанката осматривал маленький двор наметанным глазом старого торговца и ростовщика. Он сразу же прикинул, какова его площадь и за сколько можно было бы продать его при таком кризисе. Дом не заслуживал внимания. Это было старое, посеревшее от времени строение с большим низким навесом и маленькими окошечками. Сбоку виднелась расшатанная лестница, ведущая в глубокий подвал. Амбар был плетневый, обмазанный коровьим навозом, соломенная крыша едва держалась на кривых вербовых столбах. Только маленький садик перед домом радовал глаз среди этого бедного серого двора. Двое детей — мальчик и девочка — копались между левкоями и тихонько разговаривали. Услышав голос бабушки и тяжелые шаги незнакомого гостя, они выпрямились и озадаченно, с любопытством вытаращили глазенки.

Как только Жанката остановился и сел на лавке под лозой, они мгновенно переглянулись, осторожно прошмыгнули мимо дома и выросли перед ним.

— Добро пожаловать! — сказала девочка с застенчивой улыбкой и подала ручку.

— Дай тебе бог добра, будь жива-здорова, расти большая! — ответил Жанката и погладил ее по растрепанной головке.

— Грозчо, ты тоже поздоровайся, — напомнила Грозданиха мальчику.

Малыш подошел к гостю, поднял вверх кулачок и топнул ногой:

— Рот-фронт!

Жанката потрепал его по щеке.

— Что он говорит? — спросил он хозяйку.

— Не знаю… Это отец их учит.

— А он здесь? Мы с ним еще не видались…

— Отвез колесо Добри, сыну брата Колю. Чтоб починил его. Нужно привести в порядок телегу. На днях собираемся начать перевозить снопы.