Повести

Вчера утром заняли город, только вчера на улицах гремели выстрелы, а теперь у всех этих домишек, видных с пригорка, такой спокойный и мирный вид. Но Горных знает: здесь, среди них где-то прятались враги и, может, прячутся вновь. Это сознание заставило его разом подавить слезы над трупом Климина и взять руководство следствием. И хотя по должности он не был старшим из уцелевших чекистов, но вся работа Чека как-то само собой очутилась в его руках. Караулов и Селецкий блестяще провели операцию. Не много кулаков ушло из города. Рыжий, раненный во время захвата коммунистической роты, попал в плен, и Горных ставил его на очную ставку с другими бандитами, захваченными в городе, теперь смиренными, робкими и понурыми, словно после похмелья, и легко обнаружил в нем одного из главарей восстания.

Если Горных не допрашивал сам, то ходил по кабинетам следователей и, не вмешиваясь, наблюдал за следствием, прочитывал протоколы дознания… А порой уходил он к себе в кабинет, запирался и долго сидел один, подперев мохнатую голову руками, и, казалось, без всякой мысли глядел на лист бумаги, лежавший перед ним на столе, и порой осторожно и скупо записывал слово-другое. Это была кропотливая, долгая работа, но ход заговора становился ему все яснее. Вскоре и господин Сенатор проследовал в тюрьму, ему тоже предстояло отвечать на неумолимые вопросы Горных.

Теперь Горных в пяти фразах пересказал Караулову весь результат многочасовой и кропотливой следственной работы.

Вдруг Караулов перебил его:

— Вон видишь, там девушка стоит? Это учительница одна, она может еще кое-что показать об убийстве Робейко. Я ей сказал, чтобы она пришла на собрание, нарочно, чтобы ты мог с ней поговорить. Вон видишь, стоит у входа? Товарищ Грачева, сюда!

И Горных увидел бледное лицо девушки, длинные, прямые пряди светло-русых волос, упавших на лоб и на щеки, голубые испуганные глаза и услышал дрожащий голос:

— Хочу показания дать… По поводу убийства товарища Робейко… Я при этом присутствовала. Я на одной квартире жила с ним, и вот…

Она стала рассказывать о появлении Репина, такого красивого, ласкового и коварного, о господах Сенаторах, о своих отношениях с ними, о своих блужданиях по городу в ночь восстания. Порой она отвлекалась ненужными подробностями, и тогда Горных мягко и уверенно ставил вопросы и направлял ее рассказ туда, куда ему было нужно. Вначале смущение мешало ей говорить и речь ее была несвязна, но потом все увереннее становился ее голос, она даже стала робко жестикулировать. Когда же рассказывала об убийстве Робейко, то слезами залились ее глаза.

— Слушай, Горных, — заговорил Караулов, когда тот отошел от Лизы, — смотрел я сейчас на тебя и удивлялся: до чего ты деловой парень. Вот, к примеру, как ты хорошо и спокойно допросил эту барышню. А потом… Знаешь ли ты, что если бы не твои пятьдесят железнодорожников, то ведь станцию взяли бы, и тогда… плохо было бы. Я б тогда со своим батальоном ничем помочь не мог. Ликвидация восстания затянулась бы на месяц! Это факт. А сколько еще товарищей легло б…

Потом Караулов дрогнувшим голосом сказал:

— Ты вот сейчас как лошадь работаешь, везде поспеваешь — и в Чека, и за заготовкой дров следишь, и даже в газету статью дал… А я… ничего не могу. Как услышал от этой барышни, что Робейко убили, так света невзвидел, озверел и собственной рукой бандитам головы рубил. А потом узнал, что и Зиман, и Стальмахов, и Климин. Ведь с Климиным я всю гражданскую войну вместе провел… И теперь вот ничего я не могу делать. Город для меня ровно пустой стал. Ругай старика, но помни: я на тридцать лет старше тебя… И напился же я вчера от тоски! Главное, когда я трезвый, слез у меня не бывает. А вот налакаешься — так ровно кто душу отворит, и ревешь. Потом совестно, конечно. Подожди, и ты испытаешь! Вспомнишь старика Караулова… Так-то.

Уже дребезжал звонок, затихали ряды, и вот со средины арены секретарь горрайкома предложил выбрать председателя. Тяжелый, недоуменный гул прокатился по рядам. Кого выбирать, когда самые лучшие, самые стойкие лежат в гробах, покрытых красными знаменами? Кто-то крикнул фамилию Климина, кто-то неуверенно назвал Симкову… секретарь не записал этих фамилий.

— Товарища Караулова! — послышался слащавый голос Матусенко. Но Караулов отказался… Не умеет он председательствовать. Об этом ведь товарищи знают. К тому же сегодня он болен… И вдруг откуда-то сверху, с галерки, сильный голос назвал:

— Горных… Товарища Горных!

И сразу в ответ с разных сторон поддержали его:

— Правильно!.. Горных!.. Товарища Горных!..

— Что за Горных? — спрашивали громко некоторые.

— Какой он?

И опять с галерки тот же голос зычно возгласил на весь цирк:

— Горных… чекист… В депо к нам пришел, всех поднял. Боевой парень!