Повести. Дневник

На площадь при криках народа вбегает Асканио, и перед ним Дант, с мечом и отбитым знаменем. Войско провозглашает победу над флорентинцами. Дант идет к Угуччионе, прощает его и приглашает его встать. Асканио и Джиневра кидаются к старому рыцарю, но Угуччионе не встает. Он не дрожит больше, — его подвиг кончился смертию, натура гордого воина не перенесла унижения, хотя и святого.

Дант благословляет его и полный восторга прославляет грешника. На небе видит он сонмы ангелов, встречающих воина, который для спасения друга дрожал всем телом. Величественными его терцетами заключается действие.

Дант уходит — народ кидается перед ним на колени и целует края его платья.

— В хозяйке должна соединяться щеголеватость с экономией.

— Воспоминания об ул<ане> Нарышкине.

Пятница, 24 июля.

Перелистывал рукоп<ис>ь Чернокнижникова и расхохотался до того, что тотчас же написал почти лист и решился продолжать роман. Весело писать эту чепуху, и фразы сами летят под перо. Этот genre[305], упрощенный и исправленный, может составить мою славу, если у меня будет время. Моя веселость есть какая-то особенная веселость, похожая на нелепую веселость человека несколько пьяного, в кругу нежнейших друзей сердца. Придумал эпизод о любовном письме, из Смоллетта. Это все пойдет в Чернокнижникова. Жаль, что нет достойных сотрудников. Нет, чернокнижие нелегко дается людям, из всех друзей и товарищей — я не могу решить, кто достоин быть моим сотрудником по чернокнижию. Разве Лонгинов, если б его переродить и оторвать от хлыщей, ибо для чернокнижия потребно сердце нежное и любящее.

Легенда о Нардзане двигается, хотя тихо. Книга Голов<нина?>, взятая мною, не сообщила мне ничего нового[306]. Это не сатира, не правда, ума именно тут настолько, чтоб вся вещь не казалась глупою. Односторонность гибельна во всем. Il ne doit pas exister de contre sans le pour [307]. Завтра уезжает Вревская, а нужно заготовить письма.

Суббота, 25 июля.

Целый день один, после обеда не работал, а совершал путешествие через Колодки, обе рощи, яровое поле, до дома. Пользы относительно мышления не произошло никакой, голова моя по временам очень похожа на мельницу, не засыпанную зернами, — жернова мелят и стучат понапрасну. Для таких случаев очень хороша полумеханическая работа, как моя биография Скотта, и даже Чернокнижников. Легенда о Нардзане вчера вечером изрядно подвинулась.

Плодом одиночества выходит уже обычный феномен — украшение отдаленных предметов. Уже о Петербурге, Парголове, Островах я думаю с приятным волнением сердца, отсутствующие друзья кажутся еще милее. Живы ли все они, как идут их дела, сохранила ли их мне судьба, крайне невежливо поступившая со мной эти годы или, вернее, один год? Сегодни я с особенной отрадой думал о моих идеальных супругах Жуковских, о их питомце Кузнецове, детях и сером коте. Дай бог им много счастия за всю их любовь, за верность в тяжкие минуты и за все добродетели, почти баснословные в наше время!

Странно, что до сих пор нет писем от Гаевского. Замечательно, что все мои друзья или стары, или хворы, или до крайности истасканы, а иногда и все это вместе.

Воскр<есенье>, 26 <июля>.

Волки появились в лесах, съели барана и корову.

Понед<ельник>, 27 июля.

У Максимова проиграл 4 партии на бильярде.

Вт<орник>, 28 <июля>.

У нас гости, Торопыриха, Мак<симов> и Томсоны. Щелканье языком: за обедом я удачно травил Катерину Петровну, бедную сироту. Очерк легонькой вещицы «Моей дорожной спутнице». Воспоминание о Julie. Где она и не погибла ли в толпе хамов и мерзавцев, составляющих петербургскую aristocratie financiere?[308] Хорошая, горячая натура, а я дурак.

Среда, 29 июля.

Мой катехизис.

— Против факта совершившегося не иди — с плетью не выступай против обуха.

— Раскаяние есть глупость — малейший шаг к новой деятельности лучше выкупает проступок.

— Не сердись на то, что на дубах не растут ананасы.

— Люди — наше первое богатство, но умей иногда жить и без богатства.

— Женщина (только не рыло), подарившая тебе один только взгляд, уже имеет право на благодарность.

— Верь, что на свете живут люди удивительных качеств и добродетелей, так же, как бестии, не выкупающие зло ни одним добрым качеством.

— Между достижением желания и зарождением желания нового есть интервал, цвет жизни человеческой. Не верь тому, что нет счастия.

— Здравая леность есть лекарство от жадных стремлений к почестям и наслаждению.

— Высасывай сок из всякого человека: врага, друга и постороннего.

— Не страдавший не наслаждается, не утомившийся не отдыхает, не одиночествующий не знает цены дружбе.

— Давай часть собственных своих качеств любимым людям.

— Бедность имеет свои наслаждения.

— Веди себя в жизни, как посреди лотереи аллегри: принимай выигрыши, но не рассчитывай на первые номера.

— Развивай в себе сознание ощущений. Не верь блаженству первой, бессмысленной юности.

Четверг, 30 июля.