Повести. Дневник

По окончании крестного хода (исправник тут ругался с попом) попы села Долотского сделали нам честь приглашением нас на завтрак. Им не было дела до того, что мы сыты, в нас влили по ушату кофе и угощали всякой мерзостыней. Я ожидал бедствий, головной боли, но все прошло благополучно.

Из села проехали мы (за искл<ючением> станового и исправника) к Мейеру, вполне довольные днем, болтали, ужинали, слушали музыку и крепко заснули ночью. На другой день Трефорт пригласил нас обедать, а утром мы у него завтракали, так что я почти объелся. В этот день у Мейера было пособие, баб и девок набралось более сотни. Их кормили обедом, водкой и пивом, а после трефортовского обеда, украшенного присутствием одного недоросля, Орлова, сделали для женского пола новое угощение. Пение и танцы продолжались до глубокой ночи. Мы разъехались в темноте, и моих лошадей будто Мейер напоил пивом, — они раза два принимались нести. Все обошлось мило, хорошо, весело и благополучно.

Вторник, 18 авг<уста>.

Обед у Максимова с древним венгерским и липцом[319], украшенный сельским праздником и присутствием дам. Меньшая сестра недурна, особенно по части стройности и бойкости, но заметно, что на нее уже действует известный curse[320] этой фамилии, вследствие которого все женщины дурнеют на 19 и 20 году. А все они были красавицами! Были еще Томсон и Глотов, его родственник, блаженствующий в отставке, под судом за бывшее управление Осьмина. Играли в бильярд, и я покрыл себя бессмертной славой. По всем деревням пение и танцы.

Вревская вернулась из Петербурга, с письмами, новостями и посылками на мое имя.

Среда, 19 авг<уста>.

Утром работал и по примеру Маслова ходил в рощу за грибами, что начинает доставлять мне удовольствие. Заянское пьянство прошло без малейших дурных последствий, но, мало того, даже опьянения не было. Все-таки я кончал обед и с удовольствием помышлял об отдыхе после гулянки, когда подъехал экипаж и явился Мейер с Трефортом. Мой рассказ о венгерском их подзадорил, и они вознамерились съездить в Заянье, куда были приглашены на 18-е. Поехали, смеялись, беседовали — но, увы! ни липца, ни венгерского не было! Назад воротились посреди темноты и ожесточения, но дома застали ужин, баронессу и Машу.

Четверг, 20 авг<уста>.

Обед с пением и танцами у б<аронессы> Вревской, а поутру гулянье, обжорство за завтраком и так далее. Гости уехали засветло, но я еще ужинал в Чертове Пустом. Утомление было так велико, что я заснул, только что добравшись до постели. В субботу надо ехать в Осьмино. Работы мои страдают! Тр<ефорт> рассказывал об отрезании у него яйца Пироговым — очень эффектно.

В пятницу, 21 авг<уста>.

Получил горестное известие о смерти Якова Григорьевича Головкина. Это был человек весьма недалекий, но исполненный доброты и редких семейных качеств. Несмотря на всю мою нелюбовь к родственной патриархальности, я считал его добрым родственником, особенно в последнее время, имевши случай оценить его по достоинству. Дрентельн говорит очень справедливо, что людей любим мы не за ум, а за сердце. Я ехал с Кавказа с тремя спутниками весьма недалеких свойств, но я к ним почти привязался, и мне до сих пор отрадно о них вспомнить. Головин был полон ласковости и родственной нежности, для него праздничный визит родным считался должностью, при болезни, в горе и в радости он всегда являлся добрым и заботливым родственником. К делам он не имел способности, но все-таки он хотел трудиться, и его потерю трудно заменить. Я думаю, он в жизнь свою не сделал зла ни одному человеку. Он решительно был лучшим изо всей фамилии Головниных. Над ним вечно подшучивали, и он сам над собой шутил, он любил держать посты и даже детей кормил постным. Ужасное потрясение произойдет во всем семействе. Жена любит его до того, что недели не могла провести с ним в разлуке, но если она перенесет первый удар, то утешится скоро, — это натура крайне неблистательная, хотя добрая тоже. Страшнее всего положение ее матери, Марьи Львовны, уже столько вытерпевшей в эти лета. Но человек так много может вытерпеть! По последним известиям, жена Григория еще не знает о кончине Я<кова> Г<ригорьевича>.

Суббота, 22 августа.

Воскрес<енье>, 23 <августа>.

Понедельник, 24 <августа>.