Повести и рассказы

Клацая золотыми челюстями, яростно вращая глазами, ощетинившись и моргая усом, нереис пытался вырваться из Колиного пинцета. Подумать только, всего лишь час назад он был китайским драконом, купающимся в лучах ночного солнца, он переливался всеми цветами радуги, извивался и выкручивался в диком танце с такой мощью, с такой энергией, что его жирная сорокаграммовая плоть трещала по швам и веером вымётывала галактику сперматозоидов — Млечный Путь — в солёную беломорскую воду. Снизу им любовались застывшие в восхищении оранжевые звёзды, сверху орали в восторге голодные чайки. А вот теперь студент Грабовский запихивает его в склянку с формалином — прощай, прекрасная жизнь!

В лабораторию вошёл бледный зоолог Гадов, из глаз его сыпались искры: наконец-то он осуществил навязчивую идею «предаться животной страсти с аспиранточкой на рабочем столе профессора» и отметил событие. Теперь ему хотелось заполировать и поделиться романтическими воспоминаниями с другом Грабовским. Он потянулся к бутылке.

— Осторожно, Лёха, там формалин! А в той Буэн!

— Буэн... Бодуэн... Бодун. Коля, она ко мне ласкалась, как кенгуру... Кареглазенькая... Кареглазенькая аспиранточка!

— Лёха, у меня нет спирта. Иди спать.

— Работать надо. А я по кареглазеньким. Не хочу белую женщину! Приведите мне мулатку! Кто там у тебя?

— Червяк в пальто. А ты не ори и спать иди. И не пей... как лошадь Пржевальского.

Солнце спустилось к горизонту, оттолкнулось и в замедленной съёмке побежало вверх. В холодной воде метались рыбы, пескожилы строили пирамиды, иван-чай стоял на часах, грибы пёрли изо всех сил, расталкивая локтями душистые мхи и лишайники. Третьекурсник Петров в высоких сапогах гулял по литорали, поскальзываясь на камнях, покрытых жирными фукусами, с понтона шёл, любуясь разноцветным миром, доцент Сергеев с дрыгающейся зубаткой. Профессор Молитвин, победоносно сверкая очками, выкатил из леса тачку моховиков.

У Коли слипались глаза, надо было поспать: через четыре часа прозвонит колокол на завтрак. За окном раздался треск и шум. В кустах кто-то был. Притаился. Опять затрещал. Что за зверь такой? Из веток выскочила крупная овчарка. Она встала под Колино окно, опустила голову и, посмотрев исподлобья, глухо зарычала. «Ты чья?» Остров был маленький, и Коля хорошо знал здешних псов — закусанного мошкарой альбиноса Беню с кафедры эмбриологии, роскошного рыжего сеттера зоологов и его чёрного беспородного брата, который совал нос в чужие кастрюли. Под окном стояла незнакомая собака. «Может, от рыбаков отбилась», — решил Коля и бросил ей кусок хлеба.

Утром на берегу дежурный Гадов тёр песком тарелки с приставшей гречкой. В его похмельные глаза настырно лезли солнечные зайцы, которые прыгали, спаривались и размножались в блистающем водном пространстве. Рядом сидела на камне специалистка по морским ангелам Рита, она гладила вчерашнюю собаку. Судя по всему, овчарка явилась на остров по Колину душу: увидев его, проспавшего завтрак, подбежала, понюхала руку и бодро дала лапу. Она ходила за Колей повсюду и беспокойно скулила, когда он отгонял её от входа в барак, где были комнаты с печками, кухня с большим столом и пропитанные химическим запахом лаборатории, заставленные склянками и микроскопами. На обед ели суп из крупы, тушёнки и дикого сельдерея, который рос у берега и пользовался большим уважением поварихи Валентиновны. Коля слышал, как собака бродит в зарослях крапивы под кухонным окном. Он вынес миску, чтобы покормить беднягу, и охнул от изумления — новая подруга держала в зубах полуобглоданную птицу.

Вечером Коля должен был снова охотиться на китайских драконов и прочих морских зверей. Когда он сел в лодку и оттолкнулся от мостков, гадая, как же поведёт себя брошенная животина, собака завыла, всем телом своим задрожала и кинулась в воду. За загривок Коля втянул её в лодку, чуть не зачерпнув воды. «Ну, ты даёшь!» Собака легла на днище, положила морду на вытянутые лапы и глянула Коле в глаза исподлобья.

Ночью думали, как назвать собаку. В железной печке трещали дрова, пахло сушёными грибами. Лёха, Грабовский и Рита выкрикивали разные слова и наблюдали за реакцией собаки — на что отзовётся? Сначала она откликнулась на «Суку», что соответствовало действительности, но «Сука» не понравилась Коле, ведь он решил её взять насовсем, и нужно было выбрать приличную собачью кличку.

— Волчица! Афина! Галя! Дездемона! Кассандра! Конфета! Селёдка! Нинка! Стопка! Цигарка! Красавица! Мулатка! — Гадов опять был пьян. — Офелия! Настасья Филипповна! Джульетта! — Собака вскочила, заворчала и подбежала к Коле. — Жуля она, Грабовский! Жуля, место, лежать! А мы пошли гулять! Душенька ты моя ароматная!