Шнабель оторвал листок календаря. Затем принялся аккуратно точить карандаши, не слишком остро и не слишком длинно. Ученик Нерлих сунул свой жалкий завтрак в ящик стола и удалился — якобы мыть руки. Скорее всего просто болтал где-нибудь. Шнабель проводил его взглядом. Из бухгалтерии ученики переходили к нему, в кассовый зал, так было заведено. Банковскому делу тоже обучали с азов, как и всякому другому. Эту школу Шнабелю и самому пришлось в свое время пройти. Как бы там ни было, он все-таки кое-чего достиг! Вежливость в обращении и точность информации — основа образцового обслуживания клиентуры! У маленького Нерлиха была круглая детская мордашка и траурная повязка на рукаве синего костюма, пошитого к конфирмации. Один бог ведает, есть ли у него способности, необходимые для того, чтобы стать хорошим банковским служащим. Слишком уж часто впадал он в задумчивость и уже много раз допускал ошибки в подсчетах. И Шнабель всякий раз подробно втолковывал ему, к каким непредвиденным последствиям это может привести.
— Отсюда все данные по операциям поступают в бухгалтерию, там они суммируются и разносятся по соответствующим счетам; каждая цифра учитывается! В том числе и ваша, Нерлих. Но она обязательно выплывет наружу, даже если это всего один пфенниг! Именно мелкие суммы…
Нерлих только рассеянно кивал в ответ, явно не слушая.
— Что вам угодно? По доверенности вашего супруга? Конечно, фрау доктор, на счету семьдесят два, пятьдесят… Ну, это уже в компетенции казначея полка… Лучше всего будет, если вы напишете прямо в финчасть гарнизона! Никаких известий? Да, очень печально, почта из России идет медленно; оно и понятно, если учесть…
На обед был перловый суп. Воздух в столовой был затхлый, как в старом амбаре.
— Видно, залежалась на складе! — пробормотал Шнабель, отодвигая тарелку. Он не решался вынуть и съесть принесенные с собой булочки, — опять бы пустили слух, будто у него связи в деревне.
Когда Алеман перестал рассказывать свои вечные застольные анекдоты, из приемника, стоявшего в углу, донеслись слова сводки верховного командования.
— Из отдела корреспонденции троих забрили, — сказал кто-то, — и отсрочка по болезни не помогла!
Шнабель заерзал на стуле; но только он собрался было обсудить с коллегой из отдела ревизий случай с фирмой «Шиммель и К°, недвижимости», как все вокруг вдруг странно замолкли. Маленький Нерлих, обхватив руками голову, уткнулся лбом в стол, и его острые, проступающие через ткань пиджака лопатки дрожали. Кто-то выключил радио, но слово «Сталинград» все еще висело в воздухе, пропахшем затхлой перловкой.
В половине первого Шнабель уже сидел на своем месте и суммировал на арифмометре поступившие расходные ордера.
— Тысяча триста пятьдесят, двести шестнадцать, восемь тысяч сто семьдесят пять, — в час кассовый зал закрывался, — две тысячи семьсот пятьдесят…
— Простите…
Недовольный тем, что его отрывают, Шнабель нехотя поднялся, но тут же изобразил на лице вежливое внимание.
— Будьте добры, номер вашего счета?
— Шестьдесят тысяч семьсот двенадцать!
— Разрешите ваше удостоверение?
Он подал человеку в кожаной куртке бланк расходного требования, сличил подпись и взял в руки переговорную трубку, чтобы спросить размер суммы на текущем счету, так как все вклады регистрировались наверху, в бухгалтерии. Но переговорное устройство вот уже несколько часов не работало. Пришлось идти самому. Нерлих, видимо, опять отправился «мыть руки».
— Минуточку, прошу вас!
Клиент кивнул и остался у окошка.
В это время дня в бухгалтерии всегда была спешка.
— Шестьдесят тысяч семьсот двенадцать?
— Вон там, на другом столе!
Ящик с зелеными карточками текущих счетов был наполовину пуст, часть их уже была вынута для подведения итогов дня.
— Шестьдесят тысяч семьсот двенадцать?
— Должен быть там…
Он поискал еще и нашел; на карточке было мало цифр, все ясно с первого взгляда. Требуемую сумму свободно можно выдать, на счету числилось двести семьдесят марок, выплатить следовало двести. Следовало…
Он все еще стоял, держа в руке карточку. Коллега Грегер, конечно, уже поглядел в его сторону из-за своей стеклянной перегородки, откуда ему была видна вся комната. Шестьдесят тысяч семьсот двенадцать — номер счета начал расплываться у него перед глазами, но слова у верхнего обреза карточки, напечатанные на машинке и подчеркнутые красным, он видел четко и ясно. Буква «н» в слове «немедленно» пропечаталась чуть выше остальных. Он направился было к двери, но, сделав несколько шагов, остановился. Всем, вероятно, уже давно бросилось в глаза, что он тут мнется в нерешительности, словно ученик. Номер счета слышали все, и кто-нибудь уже… Но оформить-то выдачу все равно полагается!
Мысли закружились, как бумаги на его столе, когда Нерлих вдруг открывал форточку.
Это твой долг, стучало у него в ушах, долг, долг, долг… Счетная машина, возле которой он стоял, с жестким лязгом заглатывала цифры. Вот она проглотила их, в итоге все должно сойтись. В итоге все должно быть правильно.
«Не торопись, обдумай все спокойно, нельзя же вот так сразу…»