Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

С недобрым предчувствием смотрела я на воду Эльбы. Было тихо, все вокруг казалось таким мирным: и водная гладь, и нависший над рекой темный небесный свод, и широкая долина со светлыми полосками дорог, деревьями и брошенными обгорелыми автомашинами. Почти беззвучно вспыхивали вдали одиночные взрывы, и от этого еще острее ощущалось, каким покинутым и одичалым стал наш край после сумбура последних недель.

Где же мой муж? Будто сквозь землю провалился человек, бок о бок с которым я прожила столько лет. А у этого эсэсовского солдата, что спокойно сжег свою военную форму, имелось в запасе сколько угодно объяснений. Я слушала его и верила, и надежда не покидала меня. Я сделала для него все, что он просил, и в свою очередь просила его помочь мне в поисках. С чего начать? Ведь не осталось никакого следа, исчезла даже шлюпка, это небольшое, на скорую руку сколоченное суденышко с веслами, удары которых о воду отчетливо сохранились в моей памяти…

Прошло несколько дней. Я отправилась в Ферхфельде и умоляла помещика, который по-прежнему был бургомистром, дать мне совет и помочь. «Видимо, русские угнали твоего мужа в Сибирь. Ему не следовало плыть на тот берег», — сказал помещик и в качестве утешения дал мне талон на три килограмма белого хлеба. Кроме хлеба, я купила масла и мяса — всего на семьдесят марок. Натруженная покупками, отправилась я домой. Дорога проходила как раз мимо гигантского лагеря, который английские солдаты соорудили посреди долины. Солдаты отпускали мне вслед шуточки, а некоторые даже увязались за мной. Но, увидев в дверях дома ожидавшего меня молодого, сильного мужчину, тотчас повернули вспять. Я была очень взволнованна. Готовя обед израсходовала почтя все продукты, на которые затратила такую уйму денег. Но ведь своему гостю я задолжала в два раза больше. Мне хотелось задобрить его и дать понять, как я благодарна ему — ведь одна, без него, я, пожалуй, не смогла бы выдержать эти ужасные дни.

В какую-то из следующих ночей пьяные английские солдаты горланили на прибрежном лугу, все еще празднуя победу. Я обрадовалась, когда он пришел ко мне в дом, хотя я строго-настрого запретила ему это, разрешив спать только в сарае. И когда пьяные солдаты забарабанили кулаками в дверь и стены, я чувствовала себя возле него в безопасности. Моему телохранителю был двадцать один год, мне — тридцать пять. Он был трудолюбив, валил деревья, продавал английским солдатам дрова и заботился, чтобы в доме всегда были деньги. А когда он принимался рассказывать, я с восхищением смотрела на него. Чего только он не повидал за свою короткую жизнь! Меня так захватил его рассказ, что я верила каждому слову. Поверила я и его клятве, что он никогда не покинет меня. Я забыла все: ненавистную войну, и солдат, и свою погибшую дочку, и своего мужа. Да, это все горькая правда. Пробыв всего несколько недель с этим юношей, я уже ни о ком другом не могла думать. Он прожил со мной только один год. Вскоре после того, как он меня покинул, появился на свет ты. Ты его сын, Йорг. С тех пор я твоего отца не видела. Это письмо — первая весточка от него.

Женщина умолкла и отвернулась. Бросив затем робкий взгляд на сына, она достала из кармана платья конверт, оклеенный пестрыми иностранными марками.

— Он хочет вернуться, — сказала она. Ее пальцы нервно распрямляли и разглаживали убористо исписанный листок бумаги. В нескольких местах чернила расплылись, превратив слова в синие пятна. Но женщина не замечала этого — она на память помнила каждую строчку письма.

— А почему ты не хочешь, мама, чтобы он вернулся? — спросил мальчик.

— Он слишком долго отсутствовал. Он тебе и мне чужой. Он не смел тогда уходить от нас…

Она говорила торопливо, глотая слова, словно хотела отогнать от себя мысли, вдруг нахлынувшие на нее. Многое она сказала, но о многом и умолчала. Она видела перед собой лицо сына, его серьезные, пытливые глаза и узкие губы, видела, как бьются под бледной кожей на висках тоненькие жилки, и снова в ее сознании смешалось прошлое и настоящее, она снова отчетливо вспомнила ту ночь, наполненную пьяными криками солдат, дубасивших кулаками в дверь и стены, и юношу, который схватил ее в объятия, как будто это было чем-то вполне естественным. Он целовал ее, он клялся ей в любви и верности. И она прошептала ему в ответ: «Я счастлива. Я никогда не была так счастлива».

— Почему он уехал? Скажи, почему? — допытывался мальчик. Голос его вдруг стал требовательным, настойчивым, очень похожим на голос отца.

Мать опустила глаза. Разве ты поймешь? — хотелось ей сказать.

— Позже, позже я расскажу тебе все…

Сколько раз она мысленно отодвигала этот час признания… Разве есть большая мука, чем обнажать перед собственным сыном все тайное и сокровенное, всю свою интимную жизнь? Она снова положила в карман письмо, клочок бумаги, который неожиданно и с такой силой вызвал в ее памяти прошлое.

— Ты все узнаешь, все, что я знаю сама, — сказала женщина. — А знаю я немало страшного.

Стремительно поднявшись, она подошла к плите. Вода в котелке почти вся выкипела.