Вот так, слово за слово, перебираю я прошлое и вдруг спохватываюсь — упрямые стрелки отмахали еще четверть круга. Счастье, что хоть немного времени осталось. Спасибо Фридриху, это он прогнал меня нынче со склада, когда принесли телеграмму. «Я и один управлюсь, — сказал он. — Если ты раз в полгода возьмешь два часа за свой счет, комбинат переживет. Ты вдова, да еще в пенсионном возрасте, и вправе позаботиться о родном сыне. Ступай же, ступай!» Хоть Фридрих и моложе меня на пять лет, но понимает нашего брата, и не оттого только, что это записано в постановлении или по долгу службы, нет, он говорит что думает, без нравоучений, этого у него не отнимешь. Вот меня и бесит, что над его именем измываются. Во всех цехах и отделах его зовут Ф. Второй. Слушать тошно: Коллега Ф. Второй. А пристыдишь их, начинают оправдываться, говорят, это-де чтобы отличить его от завкадрами — тоже Фридриха, что, мол, двух Фридрихов для одного коллектива многовато. Просто им лень хорошо вести себя. Я ведь не придираюсь ко всяким сокращениям, что в ходу у нас на предприятии, и сквозь пальцы смотрю на такую, скажем, глупость, как «мехцех». Но Фридрих не заслужил, чтобы с ним обращались как с маркой сигарет или с грузовиком — спереди две арабские цифры, сзади две римские. Главное, что человек заслужил свое честное имя.
В этом Кришан меня понимает, хотя и тут до конца не соглашается: «Это все мелкие камешки на пути, мы их уберем по ходу дела, главные силы нужны нам, чтобы брать приступом высоты». Когда Кришан говорит о высотах, он подразумевает будущее, уж я‑то знаю. Прежде, бывало, я так и этак раздумывала над его словами, пытаясь понять, что же он разумеет. Не оттого вовсе, что он напускает на себя важность, когда говорит, вовсе нет. Да и не представляю его на трибуне, хотя, конечно же, выступать ему приходится. Бывает, на собрании наш технический директор, поговорив этак не меньше часа, вдруг единым духом выпивает стакан минеральной воды, у меня мурашки по телу бегут: разгоряченный, а вода как лед — то-то его прихватит! Но дома у меня трибуны нет, да и Кришан не из тех, кто говорит на двух языках: одним — на собраниях, другим — у себя дома. Даже о высоких материях, таких, как будущее, он говорит без пышных фраз. «Все, что мы собой представляем, мама, мы приносим из прошлого — наш опыт, наши ошибки, наше воспитание, паши достижения. И пожалуй, некоторые накладные расходы. А будущее не дает нам никаких задатков, оно дает нам только время, которое еще не истрачено. Делаем мы ставку на наш опыт и хотим его использовать — так одновременно должны взять кредит у будущего. Только оно распоряжается временем».
Все будущее да будущее, а вот у меня в руках напоминание о прошлом, о последних двадцати годах. Отбойный молоток подарили Кришану шахтеры, когда получили орден. Золотые руки трудились над этим молотком, сразу видно. К ним бы еще да золотую голову! В орнаменте выгравирована надпись: «Храня добрую память — о тебе и твоих заслугах. Твои бывшие, не забывающие тебя друзья из бригады Бруно Бритце». Ну, словно бы открытка, что вручали до первой мировой войны при конфирмации. А ведь текст составляли здоровые люда со здравым рассудком. Когда же наконец мы научимся писать так же просто, как разговариваем?