Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Вот здесь-то, высокий трибунал, во мне стало просыпаться подозрение. По времени это как раз совпало с тем моментом, когда Марион, моя жена, снова вышла на работу в приемную подслеповатого младшего шефа с лоснящейся кожей, а младенец был полностью передоверен заботам моей матери. Я говорю подозрение, но скоро оно перешло в догадки, затем в горькую уверенность, в мучительный гнев, отравляющий все созерцание ребенка, орущего и не прибавляющего в весе, несмотря на «Порошковое молоко для новорожденных» и «Цитрусовое молоко Дюделера», а может быть, именно из-за них, хотя то была рискованная, убийственная мысль, все последствия которой я еще не решался для себя осознать; итак, ребенок прибавлял в весе плохо, значит, продукты Дюделера отнюдь не «воспроизводят в точности состав материнского молока», как то было написано на банках и пакетах; кто сосал материнское молоко, выглядел иначе — как я, например, веселый и круглощекий на своем знаменитом фото. Следовательно, дюделеровская реклама лгала и моя фотография тоже лгала, ее употребили во зло, ее осквернили наряду с тем святым, что питало меня в пору моего младенчества и было самым теплых, самым дорогим моим воспоминанием: добрая, щедрая грудь моей матери была осквернена и употреблена во зло.