Повести л-ских писателей

Формулировка, само собой, была антропоцентричная. КД опустила слово «человечество»: будущего почти не осталось у человечества. Даша знала: и после климатической катастрофы и ядерных ударов, после коллапса глобальной человеческой цивилизации, после долгого, мучительного угасания нашего вида – короче, даже когда нас уже совсем не будет, на Земле всё равно останется жизнь. Биосфера, о которой по-прежнему любил распространяться Вернадский, будет окутывать планету ещё как минимум миллиард лет, назло нам и всем астероидам, которые периодически валятся с неба. Жизнь полностью исчезнет только вместе с поверхностью Земли – когда дряхлеющее Солнце разбухнет до орбиты Венеры и расплавит земную кору, превратит её в бескрайний океан раскалённой лавы. Может быть – вряд ли, но может всё-таки быть, что до этого на Земле успеет возникнуть и погибнуть ещё один вид с языком и наукой, вроде того, который был в ПЛП, в повести All You Can Do Is Leave, вроде далёких потомков нынешних енотов. (Хотя там человечество не погибло. И вообще там люди оставили Землю в более-менее приличном состоянии. Енотам понадобилось всего 25 миллионов лет, чтобы доэволюционировать до включения транснептуновых маяков.)

Плюс была же вся остальная Вселенная. Сотни миллиардов галактик, и в каждой миллиарды звёзд. Космос такой огромный, что даже при той ничтожно малой частоте возникновения цивилизаций, которая вытекала из ПЛП и рассказа КД, в нём обязательно были-есть-будут миллиарды видов-однодневок, похожих на человечество, то есть с языком и наукой, и сотни тысяч видов, которые несравнимо разумней, живучей, удачливей нашего, – вроде них, а точнее, вроде тех, давно исчезнувших, которые создали их полвозраста Вселенной назад и отправили во все стороны. (Зачем отправили? КД так и не объяснила. Может, она и не знает? Делает вид только, что знает?)

Короче говоря, Даша понимала, что её отчаяние насквозь антропоцентрично. Но она не могла ничего с собой поделать. Как она ни старалась, человеческое будущее казалось ей ближе и дороже любого другого. Жизнь Вселенной без человечества была важной и, наверное, по-своему прекрасной, но она оставалась чужой, непреодолимо чужой. Это напоминало оптическую иллюзию, в которой две линии одинаковой длины кажутся разными из-за разного направления стрелок, приделанных к их концам. Ты знаешь, что линии одинаковые, ты меришь их линейкой, мысленно проводишь параллели через их концы, но не можешь прогнать иллюзию. Одна линия всё равно выглядит длинней другой.

В незапамятном прошлом, до ПЛП и пандемии, когда собирались у Нанны Микконен из Extinction Rebellion, кто-нибудь рано или поздно заводил спор про ihmiskunnan itseisarvo – про ценность человечества самого по себе, как такового. Даша чувствовала, что находится в этом споре на стороне тех, кто считает гибель человечества отдельной большой трагедией. Ей часто хотелось сказать, что людей нельзя просто взять и вычеркнуть из этического уравнения. Но она терялась. Ей нечего было возразить, когда говорили: «Земля не оправится, пока мы здесь, пока нас так много». Она же и сама не сомневалась, что дальнейшее присутствие людей на Земле убийственно для большинства других живых существ.

Теперь Даша знала, что возражение есть. Спасибо свидетельнице Касымовой. Спасибо конспектам свидетельницы Негиной. (Их копия хранилась на Хямеэнтие, 35.) Дилемма оказалась ложной. Теперь, задним числом, было очевидно, что не нужно выбирать между биосферой и человечеством. Нужно просто уйти. Оставить всех остальных в покое. Освободить место для чужого будущего, не потеряв своего. И главное, ведь чтобы уйти, требовалось совсем немного будущего. Каких-нибудь несколько веков, при хорошем раскладе. Максимум – тысячелетие.

Всю первую половину августа от этой мысли делалось легче. Спокойней. Но семнадцатого числа на исходе грозы, после откровений, стало с точностью до наоборот. От очевидности решения теперь было только больней. Мысли о будущем, которого уже почти точно не будет, сдавливали горло. Иногда, хоть и ненадолго, эти мысли, как дементоры из «Гарри Поттера», высасывали волю к жизни – и это из неё-то, из везучей Даши Кожемякиной с её упругой психикой, идеально подходящей для работы в школе.

Да что там воля к жизни! Самоубийство человечества в шаге от нужной двери так напрягало Дашу, что временами она забывала о своей чудесности. Целый час могла про неё не думать.

В чём заключается Дашина чудесность, КД, кстати, тоже так и не сказала. Хотя Даша под конец вечера откровений откровенно наехала на неё:

– Вы постоянно говорите: «такие, как Даша». «Если они делают таких, как Даша». «Если началось изготовление Даш». Извините, но я ни фига не понимаю, что это значит. Вы дразнитесь, что ли, специально? «Такие, как Даша» – это какие? Как они нас «изготавливают»? Каким образом я появилась на свет?