Повести л-ских писателей

Несколько мгновений все, кроме Даши, сверлили Коллонтай недобрыми взглядами. Даша, естественно, глядела туда же, но по-другому. Сама Коллонтай глядела в пол. Даше впервые казалось, что она сутулится, хоть и совсем чуть-чуть. Ещё Даше казалось, что воздух в комнате вот-вот загудит от напряжения.

– Вам задали вопрос, Александра Михайловна, – напомнила Дьяконова.

– У меня были две причины отдать Supo тетрадь Андрея, – быстро заговорила Коллонтай, словно только и ждала вербального пинка. Её глаза оторвались от пола. Теперь она смотрела на Дашу. Лицо её по-прежнему было паспортным, непонятным. – Первая причина не требует долгих объяснений. Как всем вам известно, в России покойный отец Алины обвинялся в государственной измене. Его судили in absentia и приговорили к восемнадцати годам тюрьмы. Все вы также знаете – не далее как третьего дня здесь это обсуждалось, – что [ЗГНТМИ] имеет обыкновение расправляться с неугодными посредством отравляющих веществ. Агенты XXXXXX применяют яды не только на своей территории, но и за её пределами. Вы знаете, наконец, что в свете всего этого внезапная смерть Андрея вызвала закономерный интерес финской полиции, причём не только обычной, но и тайной. Было два обыска на Линнанкоскенкату. Были вскрытие и посмертное обследование тела. Я, как официальная супруга покойного, дала разрешение на post-mortem.

– Без-ре-зультатное вскрытие… – вставил Вернадский задумчиво.

– Да. Они не сумели установить причину смерти. Это, конечно же, не успокоило их подозрений. Уже после вскрытия сюда заходила учтивая барышня в штатском, прекрасно говорившая по-русски. Ей я и вручила тетрадь. Я намекнула для верности – простите великодушно, Алина, – я намекнула, что у Андрея было душевное расстройство. «Почитайте сами, – сказала я, – какие галлюцинации мучили моего несчастного мужа». Я надеялась, что после этого и меня, и квартиру оставят в покое. Финские шпики, как верно подметила Тайна, слеплены из другого теста, чем ФСБ. Им присуще чувство меры и такта. Полагаю, мой расчёт был правильным. Нас действительно оставили в покое. Впрочем… – Коллонтай перевела свой непонятный взгляд с Даши на мокрый сумрак, густеющий за окнами. – Посмотрим, впрочем… – Дождь кончался. Теперь его было почти не слышно. – Посмотрим, как они забегают после двадцатого.

Даша облизнула пересохшие губы.

– …А что будет? – спросила она. – Двадцатого?

– Двадцатого произойдёт новая химическая расправа. В России. В XXXXXX спецслужбы отравят политика [ЗГНТМИ]. Ему станет плохо в самолёте, летящем в Москву.

На диване кто-то громко заглотил воздух. Даша не сразу поняла, что это была Алина.

– [ЗГНТМИ в вин. падеже]? – переспросила Тайна, выпрямляясь. – В XXXXXX?

– Насмерть?! – выдохнула Алина в ладонь, прижатую ко рту.

– Он выживет. Скорее всего. В противном случае примите мои соболезнования. Если хотите очистить совесть, напишите [ЗГНТМИ] или его соратникам. Полагаю, они поблагодарят вас, но не изменят своего поведения в ближайшие дни. Им давно известно, что [ЗГНТМИ] грозит отравление. Так или иначе, умрёт он или нет – это не имеет непосредственного отношения к нашей кунсткамере. Я сообщаю о расправе с [ЗГНТМИ] единственно для того, чтобы дать вам возможность… Я хочу, чтобы вы убедились в том, что меня принуждают видеть фрагменты будущего. Скверного будущего. Впрочем, учитывая нас, учитывая Дашу, учитывая все события, связанные с «Повестями л-ских писателей», другого будущего почти не осталось.

После вечера откровений

Хельсинки.

17–18 августа 2020 года

Кого надо было убеждать предсказаниями? Наверно, Алину и Тайну. Возможно, Лизаксанну и Вернадского (тупо из-за их клинической неприязни к известно кому). Но уж точно не её, чудесную девочку Дашу. Когда КД сказала, что будущего почти не осталось, у Даши не было ни малейшего повода этому не верить.