Повести л-ских писателей

Каждое из этих наименований выхватывает, хоть и очень приблизительно, небольшую деталь того, что мы пережили. Ни одно из них, к сожалению, не даёт адекватного представления о целом. Больше всего нас фрустрирует, что все эти метафоры, взятые вместе, как будто перечёркивают друг друга и превращаются в тыкву. Такое впечатление, что “калейдоскоп” вообще не поддаётся целостному описанию. Нам тупо не с чем его сравнивать. Мы уже битый час говорим только об этой стадии “снежного шара” и без конца возвращаемся к одному и тому же набору каких-то общих свойств. “Было типа сложно”. “Было типа мультимодально”. “Типа имело какое-то отношение к живым существам в космосе”. Ещё можно сказать, что во время “калейдоскопа” нам не было страшно. Нам было просто не до страха.

Оборвался “калейдоскоп” внезапно, не достигнув никакой понятной нам развязки. Сфера исчезла вместе с ним. Улица, небо, дома, припаркованные машины – всё мгновенно приобрело свой прежний, обыденный вид.

Первые несколько секунд было трудно поверить, что “шоу” кончилось. Мы были если не в шоке, то в близком к нему состоянии. Закирова не решалась встать с тротуара. Кожемякина боялась отлипнуть от малинового фасада.

Йокинен (протягивая Закировой руку). Шоу кончилось. По крайней мере, на сегодня.

Закирова (вцепившись в руку Йокинен и поднимаясь на ноги). Охренеть… Охренеть, как у вас тут интересно…

Пока мы приходили в себя, Йокинен рассказала ещё немного о “снежных шарах”. Если вести отсчёт с 30 июля, она попадает в шар каждые 4–5 дней. Представление настигает её в разных местах, но его “программа” всегда одинакова. Меняется лишь конфигурация звёздных скоплений в “планетарии” и “конкретные люди в калейдоскопе”. (Мы не понимаем, что Йокинен имеет в виду под “конкретными людьми в калейдоскопе”. Возможно, чтобы это понять, надо попасть в шар больше одного раза.) Независимо от того, где случается шар (на парковке, в городском дворе, на даче) и сколько людей находится поблизости, никто, кроме Йокинен и её сына (если она с ним), не замечает происходящего.

Йокинен. К счастью, у нашего сына богатое воображение. Он любит фантазировать. Муж к этому привык. Ребёнок говорит ему: папа, мы с мамой опять видели, как всё вертится, мы видели звёзды, мы видели динозавров, енотов, грустных инопланетян, и ты знаешь, папа, что в космосе очень-очень грустно? Очень пусто? Муж кивает: да, в космосе пусто и грустно, даже с инопланетянами. Как нам повезло, что мы с тобой на Земле, а не в космосе…

У нас к тому моменту не оставалось сомнений, что л-ские писатели приняли Лотту Йокинен в фан-клуб. Мы пригласили Йокинен подняться в квартиру и помочь нам описать “снежный шар”. Она сказала с явным сожалением, что ей надо ехать домой. Попрощавшись, она пошла к своей машине, припаркованной ниже по Кулмавуоренкату. Мы двинулись в сторону Хямеэнтие, по-прежнему абсолютно очумевшие. Возле ирландского паба Йокинен догнала нас. Тяжело дыша от бега и путаясь в словах от смущения, она спросила, можно ли “в ближние дни” увидеться с нами снова. Как и в начале встречи, она подчеркнула, что заинтересована в этом “как частное лицо” и что оставит нас в покое, если мы не желаем её больше видеть. Мы записали номер её личного телефона и сказали, что перезвоним».

Двадцатого августа

Хельсинки, Хямеэнтие, 35

Тетрадь мёртвого русского пришлось в конце концов просто отксерить. Утром двадцатого августа, когда пошли сообщения про отравление политика [ЗГНТМИ] на территории [ЗГНТМИ], стало ясно, что расшифровать и откомментировать все наводки Алининого отца никто не успеет. Алина как начала маниакально поглощать новости, так и грузилась до вечера. Она смотрела трансляции, обновляла ленты, звонила знакомым. Проклинала себя за то, что

– …господи, пиздец ведь даже после всего на свете! после космоса!..

не приняла пророчество КД вполне всерьёз; не заспамила все штабы [ЗГНТМИ] предупреждениями. В ночь на восемнадцатое, сразу после вечера откровений, она отправила короткие послания двум известным соратницам [ЗГНТМИ], с которыми у неё были общие друзья в фейсбуке,

– …и на том, блин, успокоилась. Умыла, блин, конечности…

Соратницы, как и предсказывала КД, не обратили на эти послания особого внимания. Они и так знали, что «двадцатого августа [ЗГНТМИ] могут отравить». Его каждый божий день могли отравить. Одна соратница не ответила. Другая отреагировала

– …с понятным скепсисом. «Алина, вот вы мне пишете, что у вас “надёжная информация”. Откуда у вас надёжная информация?» И я не придумала, конечно, ничего лучше, чем… Господи, ну я могла же! Могла ей тупо наврать с три короба… Как-нибудь чтобы убедительно… Можно было, не знаю, ну, сказать, что я с эфэсбэшником трахаюсь. Что он хвалился по пьяни…

Короче говоря, Алина выбыла из строя.