Повести л-ских писателей

– Рагу студенческое, – объявила Алина после первой ложки второго. – Вкусно! Вы не обижайтесь, что я себе так мало положила. Я просто… ну, вы знаете…

– Да ну, забей, – сказала Даша. – Мы знаем.

– Мы совсем не обижаемся, – сказала Тайна.

– Действительно очень вкусно, – сказала Дьяконова.

Коллонтай промолчала, но тарелку очистила до дна.

Убрав посуду и запустив мойку, сели пить чай. Было уже полтретьего. Вернадский уютно похрапывал у себя в кресле, прикрытый клетчатым пледом. Даша выбила разрешение отворить левое окно, и с улицы в комнату потекла ночная свежесть позднего лета. Чтобы надышаться этой свежестью, Даша села с чашкой к подоконнику.

Чай пили без всего. Клубные печенюшки, за которые отвечала Лизаксанна, схрумкали ещё вечером, а в закромах Алининого папы ничего к чаю не обнаружилось.

– Никак не могу поверить, что завтра… что сегодня уже буду в Питере, – пробормотала Алина, подливая себе заварки. – Что всё это кончится, в каком-то смысле… Надо будет работать… С людьми общаться… Я имею в виду, которые ничего не знают… С друзьями… Им нельзя ж ничего объяснить… Пока их не затянет самих… А так – никому не расскажешь… Я вообще не представляю. – Она растерянно потрясла лиловыми волосами. – Как жить дальше вот с этим всем – не представляю…

– Tell me about it… – уныло шепнула Даша.

– Но ведь ничто на самом деле не кончается! – горячо возразила Дьяконова. – Мы ведь будем поддерживать связь! В двадцать первом веке так легко поддерживать связь… – Она тоже покачала головой, но не растерянно, как Алина. От заседания к заседанию Лизаксанна всё чаще говорила о современности с недоумением – иногда брезгливым, иногда яростным. Сейчас в её голосе звенела ярость: – Все углы земного шара так тесно, так накрепко связаны, как нам не мечталось в самых дерзких фантазиях. Даже monsieur Verne не предвидел ничего подобного. Каждый землянин теперь может иметь в кармане мгновенный доступ ко всему человечеству. Боже мой… Если бы кто рассказал Дьяконовой в ту последнюю ночь, когда она прощалась с девятнадцатым веком, что мир, настолько связанный, настолько физически сплочённый, будет по-прежнему раздираем зверскими усобицами… Что он будет полон спесивого невежества… Что миллионы людей, ведомые своими племенными симпатиями, будут добровольно отказываться от несметных интеллектуальных богатств, от возможности понять, как устроена действительность… Я уж не говорю о возможности понять своих братьев и сестёр по планете… Боже мой! Я обвинила бы этого человека в самой чёрной мизантропии. Я или засмеялась бы ему в лицо, или, как Лютер в чёрта, швырнула бы в него чернильницу…

Тайна Лайтинен, выслушав Дьяконову, отодвинула от себя чай, положила руки на стол и до того крепко их сцепила, что они задрожали.

– Александра. – Тайна посмотрела на Коллонтай. – Александра, можно как-то помешать войне? Которую они показывают вам? Можно её… Как это сказать…

– Предотвратить? – подсказала Коллонтай.

– Да. Предотвратить.

– Разумеется.

От неожиданности этого ответа Даша чуть не вскочила с табуретки.

– Как? – спросила она первой.

– Как? – спросила вслед за Дашей Тайна.

– Успешным покушением.

– На кого? – спросила Дьяконова.

– Да понятно на кого… – сказала Алина безо всякого энтузиазма. – У нас всё равно не получится…

– Да, – подтвердила Коллонтай. – У вас не получится.

Она поднесла к губам чай, сделала маленький беззвучный глоток и столь же беззвучно поставила чашку обратно в блюдце.

– …Но? – подсказала за всех Тайна.

– Ага, – закивала Даша. – Я тоже feel there was a but[40].

– Александра Михайловна, – сказала Дьяконова сквозь зубы. – Если вы и сейчас намерены играть в таинственную недосказанность, я отвешу вашей дворянской физиономии щедрую купеческую пощёчину. Христом-богом клянусь.

Коллонтай прыснула. Дьяконова вытерпела несколько секунд её смеха. Затем она встала, подошла к стулу Коллонтай, рывком повернула его вместе с Коллонтай почти на девяносто градусов и, заняв удобную для этого позицию, влепила обещанную пощёчину.

– Ай! – Коллонтай схватилась за щеку, не переставая смеяться.

– Что ещё такое? – захрипел из своего кресла Вернадский, разбуженный смехом, грохотом и криком. – Что происходит?

– Ничего не происходит, Владимир Иванович, – успокоила его Дьяконова, возвращаясь на место. – Вы отдыхайте. Не берите в голову.

– Ну что же, – сказала Коллонтай, отсмеявшись и убрав руку от лица. – Раз уж завязался такой разговор, извольте знать, что у меня есть свои планы на этот счёт.

– Но вы, надо полагать, и не думали посвящать нас в эти планы? – спросила Дьяконова.

Она как будто разрядилась, дав Коллонтай оплеуху, и теперь говорила ровно, бесстрастно.

– Нет.

– То есть вот прямо так, – возмутилась Алина. – «Нет», и всё?

– Именно так.

Тайна Лайтинен расцепила пальцы и заскребла скатерть, не замечая этого.

– Вы думаете, – сказала она, – что мы не можем помочь вам? Никак?