Повести л-ских писателей

Тайна выглядела, в целом, как обычно: на курносом носу круглые очки, соломенные волосы завязаны в небрежный пучок, одно ухо заметно крупнее другого. Но выражение лица вполне отвечало переменам, которые Даша заметила в мире по пути из магазина. Лица на Тайне, как говорится, не было. Она смотрела на Дашу так, будто на дворе стоял февраль 1940 года, сталинские войска только что пошли в новое наступление, а Даша была не Дашей, а священником, у визита которого могло быть только одно объяснение: брат, отец или муж Тайны пал смертью храбрых в неравной борьбе с русскими захватчиками.

– Блин, – сказала Даша и прикрыла рот шлемом.

До неё вдруг дошло, что она явилась в чужой дом, не надев маску. Перед её мысленным взором предстал кусок ткани в чёрно-белую клетку. От него отходили чёрные завязки, сделанные из шнурков. Весной Даша сшила себе целых пять масок, но эта клетчатая нравилась ей больше всего. Именно её Даша носила весь день в первом зале «Лаконии». Увы, надеть её теперь было невозможно. Маска осталась в книжном подземелье, на длинном столе, между стопками АРКТИКИ и ФАНТАСТИКИ.

– Я не буду заходить! – шепнула Даша из-за шлема. – Я забыла маску в магазине!

Она неуклюже стащила с плеч рюкзак, присела на корточки, положила шлем на лестничную площадку, открыла рюкзак и уже схватилась за книгу с распечатками, когда поняла, что Тайна снова и снова предлагает ей войти в квартиру.

– …Darja, – говорила Тайна, явно стараясь не кричать, – Darja, ничего страшного, заходи, мы на днях тестировались, ты тоже тестированная, заходи, заходи…

Даша отпустила книгу, подняла шлем, выпрямилась во все свои 179 вечерних сантиметров и зашла.

Очень скоро она поняла, что слова Тайны о тестировании, пусть и фактически верные, были данью ковидной вежливости. Стало ясно, что Тайне совсем не до пандемии, не говоря уже о каких-то распечатках. Тайна провела Дашу по длинной прихожей, увешанной книжными полками и гирляндами сохнущего белья, посадила на стул в своём рабочем кабинете, забралась на подоконник распахнутого мансардного окна и какое-то время делала вид, будто слушает Дашин пулемётный шёпот про мёртвого русского, но в конце концов зажмурилась, тряхнула головой и перебила Дашу:

– Darja, извини. – Она сняла очки и потёрла пальцами веки. – Тебе придётся начать сначала. Я ничего не соображаю. – Она открыла глаза и вернула очки на переносицу. – У нас… У меня тут случилось что-то дикое. Буквально за пять минут до твоего прихода.

Словно в подтверждение её слов с другого конца квартиры, через две закрытые двери, донёсся истошный детский плач. Тайна напряглась. Её руки вцепились в подоконник. Но истошная фаза плача длилась всего несколько секунд. Затем вопли начали становиться ритмичней, реже, тише. Видимо, Франсуа Пескьер знал своё родительское дело.

– Что-то дикое?.. – переспросила Даша, когда от плача осталось одно недовольное бульканье. – У вас?..

– Дикое, – кивнула Тайна. – Не знаю, какое ещё слово подобрать.

Тайна сидела у себя в кабинете

Хельсинки. Квартира Тайны Лайтинен и Франсуа Паскьера.

Июль 2020 года

Точнее говоря, за то время, пока Даша Кожемякина мчалась от «Лаконии» до квартиры Laitinen/Pasquier, случились две вещи, без которых никак не рассказать нашу историю.

Сначала – через какие-нибудь мгновения после того, как Тайна Лайтинен отправила Даше свой адрес в сопровождении выдры, – Тайне позвонили. Вызов был совершенно обыкновенный, с российского мобильного номера. Тайна давно привыкла к звонкам с таких номеров. За годы работы с наследием Вернадского у неё накопилась масса связей в постсоветских вузах и архивах. Если бы Тайну попросили назвать одну черту «русского характера», она бы сказала, что «русского характера» не существует, а постсоветского тем более, постсоветские люди очень разные, но почему-то многие из них, даже относительно молодые, готовы звонить в любое время суток и без предупреждения.

Короче говоря, Тайна сняла виртуальную трубку. Звонила женщина. Она представилась Алиной Закировой и по-английски говорила, путаясь в артиклях. Судя по голосу, прыгучему и звонкому, ей вряд ли было больше двадцати с чем-то. Как только Тайна подтвердила, что имеет прямое отношение к «Лаконии», Алина Закирова нервно заговорила о своём отце, который умер, и о своей встрече с финской полицией, которая задавала много вопросов, но так и не смогла ей помочь, и о том, как её долго не пускали в Финляндию из-за карантина, потому что она не знала, как правильно доказать, что у неё есть безотлагательная уважительная причина личного характера, и о том, что отца кто-то вчера похоронил на собственные деньги, и о разговоре с женщиной, которая… Женщина, у которой есть квартира… С этой женщиной, которая владеет квартирой, где…

Голос Алины Закировой оборвался, словно выбившись из сил. В телефоне повисла тишина, и Тайна догадалась, что её собеседница хотела сказать слово landlady, но не смогла его вспомнить.