Повести наших дней

— Я в самом деле видала тогда какой-то листок. Ветер его ковырнул и вон туда унес… Поищите, господин полицай, там… Не мог же он исчезнуть, — ответила Полина и пошла помочь полицаю в его поисках. — Вот здесь будто. — Она незаметно подбросила ему бумажку. — Господин полицай, вот он — листок этот! Как бы ветер опять не унес!.. — крикнула Полина.

И когда полицай кинулся за бумажкой, нагнулся, чтобы ее поднять, Полина с точным расчетом ударила его костылем по затылку раз и другой!.. Немного постояла около него, потом вернулась к Огрызкову и глухо проговорила:

— Для порядка накрой его чем-нибудь… Теперь он безвредный, а я присяду отдохнуть и помолчать.

Огрызков, присматриваясь к неподвижно лежащему полицаю, не сразу, а все же заметил отдаленные, смутные признаки жизни на его лице. Он вернулся к Полине и сказал:

— Он еще того… не полностью… Дай мне костыль.

Полина безотчетно подала ему костыль.

Огрызков, сделав то, что уже навсегда отделило полицая от живых, накрыл его стеблями кукурузы, а сверху положил комья земли.

Он подошел к Полине. Она сидела неподвижно и была похожа на большую нахохлившуюся птицу, безнадежно отставшую от своей стаи. Догадываясь, что у нее на душе, Огрызков сказал:

— Полина, я управился.

Она не ответила.

Он сказал чуть громче:

— Солнце вон как опустилось. Вечереет…

— Я, Тит, здорово отяжелела. Ты дай мне руку. И дай костыль. Он мне для опоры.

Отвлекшись от тяжелых мыслей, Полина спросила:

— Ты, должно быть, проголодался? А у меня ничего с собой нет. А у тебя?

— У меня в сумке сыр, хлеб. Я сейчас тебе…

— Мне сейчас ничто в глотку не полезет. Пошли к кургану.

По дороге она рассказала, что в Подкурганном хуторе у нее есть задушевная подруга, Груня. Дружили они в родном хуторе Запрудном. Потом Груню выдали замуж в Подкурганный, а она, Полина, стала женой казака-шахтера и уехала с ним на шахту. Теперь подруги встречались только тогда, когда приезжали в Запрудный в гости к родителям. Встречи у них были радостные. Обнимались и говорили одна другой, что для полного счастья им надо бы жить вместе, ближними соседями.

— Зачем я тебе об этом?.. Завтра с утра я схожу к Груне. Разведаю о том, что тебе нужно, еды достану, и, может, найдем теплый ночлег. А нынче мы, как зверушки, в подкурганном лесу приютимся… В хуторе фашистов мало. А когда «их» мало, они пугливы. Ночных прохожих не любят, стреляют в них…

Полина и Огрызков вышли из кукурузного поля. Спуск к кургану был пологим, полынно травянистым. Идти по нему было легко. Но Полина шагала трудно. Огрызков все время бережно поддерживал ее под руку. Неожиданно он почувствовал, что рука ее вздрогнула, как при внезапном ознобе.

Они подходили к глубокому обрыву в ровную низину. Теперь только этот обрыв и ровная низина отделяли их от кургана. И тут как раз им пришлось остановиться и спрятаться за дикую яблоню с низкой кроной. Они заметили четырех фашистских солдат. Поддевая деревянными рычагами колесный трактор, солдаты двигали его к обрыву. У трактора не было переднего колеса, и он хилился вбок так, будто сопротивлялся, не желая сваливаться с обрыва. Но солдаты свалили его. Трактор загремел и скрылся под крутым откосом. Над откосом некоторое время стояла белесая пыль. Солдаты, вдоволь насмеявшись над своей забавой, ушли.

Огрызков и Полина отыскали тропу и спустились по ней в низину. Им пришлось проходить мимо трактора, сброшенного с кручи. Трактор лежал на «спине», нелепо задрав колеса; теперь у него их осталось только два.

Полина сказала:

— Они его для смеха… А он наш… Так и хочется прикрыть его наготу.

И тут снова Огрызков почувствовал, что рука Полины вздернулась, и на этот раз ощутимо сильней и продолжительней била ее мелкая дрожь.

— На обратном пути прикроем, — не веря своим словам, проговорил Огрызков, считая, что должен сейчас сказать это в утешение Полине.

Тит Ефимович с обостренной чуткостью воспринимал все, чем была встревожена она. За неполный день он убедился, что Полина сильнее других и разумом и волей. Сила ее тем заметнее была, чем ближе подступали минуты опасного. И тогда Полина брала ответственность на себя. И другие не спорили с ней. Силу ее он увидел и в том, что она мало заботилась о своих житейских делах, стремясь прежде всего помочь тем, кто рисковал в интересах Родины, кому надо было скрыться от врага, чтобы остаться живым.

Доверие Огрызкова к Полине за этот куцый осенний день перешло в глубокое уважение к ней. И особенно после того, как она без лишних слов свернула с дороги и пошла по извилистому бездорожью, чтобы уберечь его, Огрызкова, от опасных помех. Полицай показался первой помехой на его пути, и она решила устранить эту помеху… И теперь, зная из записки полицая о цели, которая вела Огрызкова в хутор Подкурганный, она идет помочь ему… Ради чего?.. Тут уж Титу Огрызкову просто не над чем думать: если душа ее приходит в уныние оттого, что опозорен «ими» наш трактор, то как же она страдает, думая об опозоренной матери-земле и обо всем живом, что она растила. Живое — оно же не железное. Живому от всего этого куда больней!