Повести о ростовщике Торквемаде

Крус стоило немалого труда выбить из головы Торквемады эту мысль. Сперва, не желая во всем открыто перечить зятю, она помалкивала; но спустя несколько дней решительно принялась за дело и не отставала от дона Франсиско до тех пор, пока он снова не открыл двери своего дома перед изгнанниками — дочерью и ее мужем. Руфина пришла; но Кеведито, не желая поступаться научными принципами, порвал всякие отношения с тестем и продолжал утверждать, что ребенок принадлежит к тератологическим явлениям.

Заботы, которые в последние месяцы поглощали значительную часть времени Торквемады, не мешали ему уделять по вечерам несколько минут великому делу самообразования. Сидя в кабинете, он частенько брался за хорошую книгу, например за «Историю Испании», которая, по его мнению, была основой всех знаний, и охотно рылся в словарях и энциклопедии, что давало ему возможность разрешать сомнения, не прибегая к помощи Сарате, доводившего всех до головокружения своей универсальной ученостью. С удвоенным вниманием прислушивался процентщик к беседам образованных людей и в конце концов так отшлифовал свою речь, что на третьем этапе общественной эволюции нелегко было узнать в нем человека второго или начального периода. Он говорил достаточно правильно, избегая вычурных и нарочито ученых выражений, и если бы его образование не началось с таким опозданием, он несомненно мог бы стать соперником Доносо в непринужденной и изысканной речи. Жаль, что эволюция его не началась хотя бы в тридцать лет! Но и теперь он не терял времени. Критически относясь к себе и отбросив излишнюю скромность, он отдавал себе должное: «Я говорю куда лучше маркиза де Тарамунди, который на каждом шагу ляпает глупости».

Внешность его тоже изменилась. Те, что встречались со скрягой в доме на улице Сан Блас или у доньи Лупе, не узнавали его. Привычка носить хорошее платье, постоянное общение с воспитанными людьми придали ему внешний лоск, скрывший его подлинную сущность. Она обнажалась лишь в порыве гнева, и тогда, что ж, — тогда он становился прежним мужланом, таким же вульгарным в словах, как и в поступках. Однако он с поразительным искусством избегал поводов для раздражения, чтобы сохранить престиж в глазах тех, с кем он по разным соображениям считался. Он достиг необычайных, почти чудесных успехов в свете. Люди, глумившиеся над ростовщиком на первом этапе его эволюции, невольно прониклись к нему уважением, по справедливости считая его на редкость одаренным дельцом. Блеск золота имеет волшебную силу: вскоре Торквемада прослыл необыкновенным человеком, и все суждения финансиста, которые в устах другого были бы сочтены глупостью, расценивались как остроумнейшие шутки.

Титул маркиза, подходивший ему вначале, как пистолет Иисусу Христу, постепенно вживался, если можно так выразиться, в его манеры и платье; остальное довершила привычка. Если же для полного слияния титула с плебейской внешностью ростовщика чего-то не хватало, свет смотрел на это сквозь пальцы, ибо он охотно мирится с тем, что иным лицам, зачастую лишенным как внешнего, так и внутреннего благородства, титул, полученный по наследству или дарованный монаршей милостью, подходит ничуть не более, чем бывшему заимодавцу.

Глава 2